Татьяна Гусарова - Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия

Во второй половине XVII — первой половине XVIII в. шляхта пыталась продолжить борьбу за чистоту своих рядов. В дело, как показал О. Бальцер, включились и сеймики, постановления которых требовали не допускать вообще никаких аноблирований. Характерно в этом отношении решение Добжинского сеймика 1710 г.: «…таким образом, послы не должны позволить допущения к шляхетству никого из числа плебеев, каким бы заслуженным он ни был» [584] Balzer O. Skartabelat w ustroju szlachectwa. S. 343–344. . В 1669 г. в ответ на многочисленные аноблирования 1659 и 1662 гг. воскрешается особый институт — скартабелят, или неполное шляхетство, согласно которому отныне аноблированные не получали полного объема шляхетских привилегий и не имели права вплоть до третьего поколения занимать должности и участвовать в посольствах [585] Balzer O. Historia panstwa i prawa Polski. T. 2. S. 216. . Шляхетские законодатели опирались в этом якобы на статуты Казимира Великого. О. Бальцер ясно показал, что это явное юридическое недоразумение, поскольку термин «скартабелят» в статутах Казимира применялся не к шляхте [586] Balzer O. Op. cit. . Вряд ли это недоразумение можно считать простодушной ошибкой польских шляхетских юристов. Как бы то ни было, и это законотворческое изобретение не могло остановить социальной мобильности в польском обществе. Несмотря на реальную неопределенность границ шляхетского сословия, не только объективно, но и субъективно оно противостояло остальной части общества и занимало доминирующие позиции в экономической, политической, социальной и культурной жизни. Эта субъективная исключительность ярко запечатлена в шляхетском самосознании. Оно отразилось и в тех текстах, которые мы приводили выше. Видимо, прав был А. Зайончковский, когда писал, что шляхетство рассматривалось как некий харизматический дар и что ему придавали едва ли не сакральное значение [587] Zajqczkowski A. Op. cit. S. 51, 53. . М. Рей считал, что «истинное шляхетство — это какая-то чудесная сила, гнездо добродетелей, славы, всякой значительности и всякого достоинства» [588] Цит. no: Freylichówna J. Ideal wychowawczy szlachty polskiej w XVI i poczqtku XVII w. Warszawa, 1939. S. 12. . Истинный шляхтич по рождению как бы мистически наследует весь возможный спектр добродетелей, и прежде всего таких, как prudentia, temperantia, fortitudo, justitia [589] Smolenski IV. Szlachta w swietle wtasnych opinii. S. 4. . «Добродетель — прекрасный, величайший и наипервейший герб шляхетства, а благородная кровь предков и родителей — великолепное украшение и достоинство этого герба… И такова уж природа шляхтича, что он становится еще больше способен к правлению, если его рождение дополняется добродетелью» [590] Цит. no: Freylichówna J. Op. cit. S. 15. . Поэтому всячески нужно оберегать чистоту шляхетской крови, которая, по мнению того же М. Рея, должна быть благородной, древней и чистой [591] Цит. no: Smolenski IV. Szlachta w swietle wtasnych opinii. S. 8. . А отсюда и слова Ст. Ожеховского: «Польша брезгует бюргером (мещанином)» [592] Ibid. S. 7. .

Шляхетство придавало его обладателю как бы особое психофизиологическое состояние, и даже внешне своим физическим обликом, силой и красотой шляхтич был несхож с плебеем. Дух и тело, умственные и физические способности, добродетель и сила находили в нем, как думали шляхетские идеологи, гармоническое соединение [593] Ibid. S. 8; Freylichówna J. Op. cit. S. 48–49. . Один из публицистов Речи Посполитой писал: «Польский шляхтич от природы обладает всеми талантами и добродетелями, и никто в целом мире не может с ним сравниться» [594] Цит no: Smolenski IV. Szlachta w swietle wtasnych opinii. S. 4–5. . Даже недостатки шляхтича рассматривались как продолжение его достоинств, некий преизбыток сил и способностей, дарованных ему Богом.

Аналогичные черты были характерны для самосознания всего европейского дворянства в XVI–XVIII вв. [595] Billafois F. Op. cit. P. 259–262. И все-таки польская шляхта своим гонором, национальной мегаломанией и «сословным расизмом» (термин, предложенный Зайончковским) выделялась на этом фоне. Специфическая идеология и образ жизни, система ценностей и жизненных установок, выросшая на почве сословного самосознания шляхты и того исключительного положения, какое оно занимало в Речи Посполитой, получили наименование «сарматизм» [596] См.: Тананаева Л. И. Сарматский портрет. Из истории польского портрета эпохи барокко. М., 1979. С. 10–12, 15–28; Ulewicz Т. Sarmacja. Studium z problematyki slowianskiej XV, XVI w. Krakow, 1950. Mankowski T. Genealogia sarmatyzmu. Warszawa, 1946; Cynarski S. Sarmatyzm — ideologia i styl zycia // Polska XVII wieku. Pod red. J. Tazbira. Warszawa, 1974, S. 269–295; Tazbir J. Sarmatyzm a barok // Kwartalnik historyczny, 1969. № 4. S. 815–830. . Логическим центром идеологии сарматизма был этногенетический миф о происхождении польской шляхты от сарматов, завоевавших в незапамятные времена славянское население польских земель. К этому мифу приплетали ряд других, составивших вместе совершенно уникальный комплекс представлений, запечатленных практически во всех проявлениях польской шляхетской культуры XVII–XVIII вв. Среди мифологем шляхетского социального самосознания — миф шляхетского равенства, особой шляхетской доблести и политической ответственности, миф о жизненной важности польского хлеба и польского шляхетского фольварка для существования Западной Европы, миф об особом историческом призвании поляков как защитников Европы от турецкой опасности, миф о рыцарственности польского шляхтича и одновременно миф о шляхтиче — добродетельном земледельце.

Среди всех этих мифологем особо стоит выделить представление о полном равенстве всех польских дворян. Оно имело громадное значение и для консолидации польского шляхетского сословия, и для политической жизни, и для дестабилизации польского государства. Этот миф выражался не только в сеймовых декларациях и публицистических декларациях, подобных той, какую оставил Ст. Ожеховский в середине XVI в.: «Равенством поляки превзошли все иные королевства: нет в Польше никаких князей, ни графов, ни княжат. Весь народ и вся масса польского рыцарства включается в это слово — «шляхта» [597] Цит. по: Taszycki W. Wybór tekstów staropolskich XVI–XVIII w. Warszawa, 1955. S. 59. . Ему сопутствовал и особый стиль общения в шляхетской среде, принимавший иногда совершенно неожиданные формы. Например, зажиточный пан имел право подвергнуть служащего у него шляхтича телесному наказанию. Но экзекуция осуществлялась крестьянами, и ради обережения достоинства шляхты был разработан целый ритуал ее битья. Шляхтича секли на специальном ковре, без брани, обращаясь к нему не на «ты», а «пан». Дабы отразить существующую в обществе реальную иерархию и в то же время не ущемить ничьего достоинства, был принят особый церемониал жестов при встречах и прощаниях. Иерархия приветственных поцелуев простиралась от поцелуя в щеку, в плечо, в руку, в локоть, в живот — вплоть до падения ничком пред приветствуемым [598] Zajqczkowski A. Op. cit. 58. . Однако, как только дело доходило до хотя бы мельчайших перемен в официальной идеологии или терминологии, шляхетские сеймики начинали кипеть и бурно протестовать. Так было в 1699 г., когда шляхта обнаружила, что в сеймовой конституции 1690 г. по недосмотру проскользнуло выражение «меньшая шляхта», в чем было усмотрено покушение на шляхетскую « aequalitas » [599] Ihnatowicz I., Mqczak A., Zientara B. Op. cit. S. 285. . Так было в начале XVII в. во время выступления дворянства против короля («рокош Зебржидовского»), когда один из шляхетских полемистов корень начавшегося кризиса узрел в приобретении некоторыми магнатами графских титулов от Габсбургов или римских пап. Он ясно выразил присущую всей польской шляхте резкую неприязнь ко всякому титулованию, написав: «Иностранные титулы противны польским законам и вредны шляхетскому сословию Польши и соединенных с нею земель. Такие титулы уничтожают равенство шляхетского сословия, каковое имеет первенство в Польше» [600] Цит. no: Freylichówna J. Op. cit. S. 20. . П. Мышковский, получив от папы Климента VIII титул маркграфа, а до этого включенный в герб мантуанских Гонзага, навлек на себя бурю ненависти: «Ты стремился к иноземным титулам, по своей амбиции пренебрегая шляхетским достоинством, и оскорбил его своими развратными желаниями, поставив итальянского пса выше десятка польских шляхтичей… Получив их, ты, иноземец, стал еще больше унижать шляхетство, попирая наш народ, его старые обычаи и законы» [601] Цит. no: Freylichówna J. Op. cit. S. 17. .