Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Дело зашло далеко, но тут Хвостов, обойденный ли Турчаниновым, или признавший вместе с женой затеянное дело выгодным, стал выдвигать препятствия. Он поступал так, потому что желал добра Суворову, и поэтому подыскивал для его дочери наиболее выгодную партию. Не подлежит сомнению, что вместе с тем работал и на себя. Он начал с того, что указал Суворову на довольно большую семью Эльмпта; Суворов нашел, что это ничему не мешает. Он выставил на вид больную руку жениха; Суворов сказал, что "слаборукий не кривой". Он указал более выгодного кандидата, князя Щербатова. Суворов отвечал: "Князь Щербатов должен быть богат, да и только; взрачность не мудрая, но паче непостоянен и ветрен, чего последнего отнюдь в Эльмпте не примечается, и никакой охулки я здесь на него не слыхал". Написано было старику Эльмпту и Турчанинову. Турчанинов дал совет испросить соизволение Императрицы, "яко матери и вашей и ее", что совершенно необходимо по существующим правилам. Эльмпт-отец поблагодарил Суворова за доброту к сыну и за согласие на союз детей, удостоверяя, что ему очень лестно породниться с "русским Тюренем". Молодой Эльмпт поехал в Петербург; свадьба получила огласку, и в свете стали говорить о ней как о деле решенном. Но Суворов не мог отлучиться с места службы и лично все покончить.

Потянулась бесконечная переписка с Хвостовым. Напрасно Суворов в досаде спрашивал у него: "скажите мне хоть наугад, кто ваш жених первой черты?" Есть основание думать, что невеста не была расположена к избранному отцом жениху и это побуждало Хвостова затягивать дело, хотя не ясно, было ли нерасположение невесты самостоятельное или внушенное Хвостовым. Послушание отцу было одним из её свойств, и потому последнее возможно, тем более, что жена Хвостова, недовольная молодостью жениха, возмущалась сверх того его неправославием и все это конечно внушала дочери Суворова. Как ни склонен был Суворов следовать указаниям Хвостова, но в настоящем случае не отступался от своего взгляда и начал терять терпение. В апреле 1794 он пишет: "С осени выдавайте Наташу за Эльмпта; где же лучший жених? Лучший - Чернышев, но там гнездо сибаритово, где душевного спокойствия нет. Эльмпта жена живет (т.е. будет жить) с мужем от родителей (его) далеко; он спокоен, не роскошен и не забияка; больше застенчив по строгому воспитанию, но умен и достоин; только по наружности стоит иногда фертом по немецкому". Он обращается к жене Хвостова: "Груша не дури, вера его христианская; Наташа и я уже из протекции фамильной выжили; года его зрело-молодые, не ветрогонные". В середине лета Суворов снова подтверждает свою волю: "Граф Филипп Иванович Эльмпт лучший жених Наташе; я в нем никаких пороков не нахожу, сколько ни стараюсь, и еще (будет) верный муж. Как ни балансируйте, затеи Груши уничтожьте, вообще всем семейством приуготовляйте Наташу к браку... Эльмпт поедет на зиму в Петербург". Затем через два дня опять письмо, категоричнее прежнего: "В настоящую осень отправится граф Ф. И. Эльмпт в Петербург; моя дочь его невеста, я ей отец, он ей жених; подготовляйте брак". Несколько спустя Суворов посылает письма по этому предмету к дочери, к Турчанинову и к графу Платону Зубову. Последнему он пишет: "Принимаю смелость поручить в вашу милость полковника Эльмпта, избранного мною в женихи моей дочери".

Наталья Александровна отвечала, что "она без отрицания исполнит волю отца купно с волею Императрицы", т.е. дала согласие не безусловное, так как волю Государыни еще не знала. Граф Зубов написал в своем ответе, что Екатерине может показаться необычайным и даже неприличным, что дочь знаменитого русского полководца, слывущего столь привязанным к вере и отечеству, - дочь, отличенная именем (вензелем) и покровительством Государыни, выдается за иностранного иноверца. Графиня молода; она найдет себе партию более подходящую. В заключение Зубов просит Суворова верить, что излагая эти мысли, он руководится единственно чувством доброжелательства.

Зубов писал это письмо конечно с ведома Императрицы, до того оно категорично, если не по форме, то по смыслу. Дальнейшей переписки по этому предмету не найдено, да ее вероятно и не было; сватовство графа Эльмпта кончилось.

Едва ли причиной расторгнутого сватовства было его протестантское исповедание. Екатерина, хотя к старости и изменилась к худшему, но такой узостью взглядов все-таки не отличалась. Генерал-аншеф граф Эльмпт был человек благородного характера, честных взглядов и правил, но чрезвычайно заносчив, самолюбив и горяч, и отличался злым и острым языком, который не умел и не хотел сдерживать. Екатерина Эльмпта недолюбливала. Но этой причины все-таки недостаточно, чтобы расторгнуть решенный родителями и оглашенный брак. Настоящую причину надо искать в связи со следующим женихом, а затем и мужем дочери Суворова - графом Николаем Зубовым. Дело сложилось после выступления Суворова в польский поход и послужило естественным поводом к отказу графу Эльмпту.

Мысль об этом браке навеяна извне, вероятно с ведома Императрицы. Она пишет к Гримму в апреле 1795: "Суворов пригласил к себе Николая Зубова и сказал ему: "Вы человек порядочный и честный; сделайте мне удовольствие, женитесь на моей дочери. Зубов согласился". Екатерина в своих письмах к Гримму увлекается остроумием, шутливостью и пикантностью сообщаемых слухов. Суворов не мог сделать подобного предложения Н. Зубову потому что увиделся с ним только через несколько месяцев после свадьбы. В этом деле Государыня не была безучастным зрителем; недаром она прибавляет Гримму, что лучшей пары, как Зубов и Суворова, не видывала.

Граф Николай Зубов, человек ординарный, был попроще своих братьев, особенно Платона. Суворову он был известен ещё когда брат его, Платон, не вошел еще в фавор. Н. Зубов нес службу добросовестно и усердно.

Как именно все произошло, мы не знаем. Суворов был занят войной с Польшей, а потом умиротворением края, и у него хватало времени лишь на деловую переписку, и последующее время до свадьбы, освещено недостаточно.

В приданое, Суворов назначил дочери кое-что из своих брильянтовых вещей, денег же, надо думать не давал или дал мало. Переговоры о приданом велись через Хвостова, так как и он и жених находились в Петербурге, а Суворов в Варшаве. Дело шло порядочно и прилично, но Н. Зубов дал понять, что недвижимость за невестой слишком скромна и что это легко устранить, прибегнув к милости и щедротам Императрицы. Суворов отказался наотрез, написав Хвостову, что этого "общего правила" он никогда не держался; что Наташе 1500 душ довольно, а если мало, то для него, Суворова, легче добавить, когда удастся приобрести новые имения. Но попытки возобновлялись, и Курис по его поручению написал Хвостову, что пожалование в воле монаршей, а выпрашивать он решительно не согласен, и никогда этого не делал. Суворов мог бы указать будущему зятю другой путь: обращение к Государыне через его брата, графа Платона. Но Платон Зубов не любил утруждать Императрицу просьбами за других, даже за родных братьев. Впрочем, эти переговоры не были торгом, вымогательством или непременным условием.