Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Непременным условием сквозной атаки было безостановочное движение до встречи и дальше. Остановка перед встречей значила бы, что войска замялись перед ударом, против чего было направлено обучение. Атакующие должны были идти прямо друг на друга, и только перед самой встречей каждый пехотинец делал пол оборота направо, что давало людям обеих сторон возможность пройти насквозь.

Сквозные атаки были небезопасны при участии конницы. Когда конница неслась на пехоту, а пехота бежала навстречу с опущенными штыками, для образования интервалов фланговые кавалерии принимали на скаку в стороны, что позволяло середине несколько разомкнуть ряды до момента встречи с пехотой. Еще труднее становился маневр, когда обе атакующие стороны состояли из конницы, потому что быстрое их движение, при мало-мальски недостаточных интервалах грозило неловким ездокам большою опасностью. Нередко происходила настоящая свалка, с выбитыми из седла людьми, с помятыми ногами и особенно с поврежденными коленями; иной из пострадавших не в состоянии был ходить несколько дней, случалось что и недель.

Трудность сквозных атак увеличивалась тем, что они происходили при ружейном и артиллерийском огне. Облака порохового дыма иногда так густо обволакивали атакующих, что сообразиться с интервалами было совсем нельзя, и тогда число несчастных случаев возрастало. При встречной атаке кавалерии и пехоты, опасности подвергалась конечно больше пехота, а потому пехотинцы, вопреки положительному приказанию, местами прибегали к вздваиванию рядов, в надежде, что в дыму и пыли это не будет замечено. Случалось, что фронт кавалерии так растягивался, что местами разрывался; заметив это, пехотинцы устремлялись в образовавшиеся промежутки. Строгого порядка в этих движениях не могло быть, да и не требовалось, потому что Суворов добивался не чистоты маневра, а сходства его с боем. Но он настаивал, чтобы беспорядок прекращался как можно скорее, и батальоны и эскадроны были немедленно готовы к новому удару. Со стороны было заметно лишь волнообразное движение линии при встрече и свалке, и затем, при дальнейшем движении все приходило в прежний порядок. Зритель не мог представить, как эти массы людей и лошадей пронеслись одна через другую без больших бед, но они бывали не так часто, как следовало бы ожидать. Суворов понимал, что миновать их невозможно, но все-таки не менял своего метода, ибо был до такой степени убежден в его целесообразности, что скрепя сердце приносил мелкие жертвы крупной пользе.

Сходство его учебных атак с боем было поразительно и для бывалых людей. Бурная стремительность движений, несущиеся друг против друга массы с поднятыми саблями и опущенными штыками, без соблюдения строгой регулярности, ружейные и пушечные выстрелы, застилающий всю картину пороховой дым, безостановочный переход атаки в свалку, при криках офицеров: "коли, руби", и раскатывающемся по рядам атакующих "ура" - все это близко знакомило войска с видом, требованиями и ощущениями боя. Даже несчастные случаи, при всем желании их избежать, содействовали общему впечатлению, особенно, когда по прискорбному стечению обстоятельств подобие боя облекалось в слишком реальную форму.

Однажды на двустороннем маневре под Тульчином Суворов, командуя одной стороной, вел ее в атаку в колоннах. Очевидец, молодой офицер, задыхался от быстроты движения и едва поспевал за наступающей пехотой. Такая скорость марша напоминала настоящее дело и происходила несомненно от присутствия Суворова. Артиллерия двигалась в интервалах между колоннами, у их головных частей, и вела огонь, но через несколько минут отстала и очутилась шагов на сто сзади. Суворов не замедлил марш, чтобы огнем артиллерии подкрепить атаку; в энергии пехотной атаки он видел больше залог победы, чем в действии артиллерии. Только одна батарея вблизи Суворова не отстала от пехоты и, гордясь этим, употребляла нечеловеческие усилия, чтобы удержаться, продолжая стрелять и наступать. Может быть вследствие этой торопливости, одно орудие, дурно пробаненное, произвело неожиданный выстрел, от которого 5 человек артиллерийской прислуги повалилось на землю. Но таково было обучение Суворовских войск, что моментально при орудии явились другие люди, и оно продолжало движение и действие наравне с прочими, как ни в чем не бывало.

Другой раз произошел иной случай. Кавалерийский полк, не служивший под начальством Суворова, прибыл в тульчинский лагерь. Суворов назначил ему на другой день ученье в виде двустороннего маневра против кавалерийского же полка, хорошо обученного. Командир нового полка, убоясь, что его полк не угодит грозному начальнику, приказал выдать людям для смелости водки. Водка произвела действие; полку приходилось атаковать несколько раз, и атаки эти сопровождались немалым числом сабельных ударов направо и налево. К счастию, по мирному времени, палаши и сабли не были отточены, иначе произошло бы много бед. От Суворова скрыли эту подробность, а он сам ее не заметил, или сделал вид, что не заметил.

Суворов воспроизводил и другие виды боя. Пехота ожидала атакующую конницу, стоя на месте, причем цель обучения была в открытии огня на близком расстоянии от налетавшего противника. В программу входили также штурм и оборона укреплений. Возводились земляные окопы с глубокими рвами, палисадами, рогатками, засеками, рядами волчьих ям. Укрепление вооружалось артиллерией и оборонялось пехотой. Атаки укрепленных мест открытой силой есть вообще дело трудное и кровопролитное, но трудность была для Суворова лишь причиной для включения в программу обучения войск. Учить тому, что считается исключением из правила и на что отваживаются в редких случаях, значило приобретать то, чего противники не имеют. Но логичный в своей системе, которая допускала оборону лишь условно, Суворов поставил правилом, чтобы защитники штурмуемого укрепления затем делались атакующими, а атаковавшие - обороняющимися.

С начала боевой карьеры он не пренебрегал ночными военными действиями, как оружием, в обращении с которым другие не искусны. В ночном бою бывает столько случайностей, неожиданностей и так возможны катастрофы, что требуются от войск особенные выдержка и самообладание. Поэтому он повторял упражнения в темные ночи, не исключая штурмов, так как действительно проводил штурмы по ночам, перед рассветом. Ночные маневры всегда оканчивались, как и дневные, атакой холодным оружием.

"Ретираду" он ненавидел едва ли не больше "немогузнайства". Однажды при объезде войск он встретил молодого кавалерийского офицера, и обратился с вопросом: "Что такое ретирада"? Офицер отвечал, что не знает. Суворов готов был разразиться резкой выходкой, как офицер добавил: "В нашем полку это слово неизвестно". "Хороший полк, очень хороший полк. В первый раз немогузнайка доставил мне истинное удовольствие", сказал Суворов, успокоившись.