Том 5. Литература XVIII в.

В романе «Годы учения Вильгельма Мейстера», например, большой интерес представляют размышления Гете в связи с постановкой «Гамлета» Шекспира. Сформулированная здесь концепция трагического стала важным этапом в науке о Шекспире и оказала влияние на последующую театральную критику.

В последних главах романа много таинственного, загадочного, предвосхищающего романтические темы и образы; этот романтический элемент вступает в известное противоречие с общим просветительским замыслом романа. Отсутствие единства в замысле романа и замедленность в развитии действия сказались на последующей судьбе этой книги, не получившей такой популярности, как роман Гете о Вертере. Наиболее ярки и полнокровны сцены из жизни и быта актеров, образы Филины и Миньоны.

Существенно важно, что в ходе переработки «Театрального призвания» Гете снимал многие конкретные детали и индивидуальный язык персонажей подчинял общей языковой норме. Он стремился также устранить элементы штюрмеровского субъективизма, придать повествованию объективно — эпический характер в духе классицистической эстетики, что само по себе ставило перед автором неразрешимую задачу, ибо если исходить из догмы классицизма, то «всякая форма романа непоэтична», как об этом писал Шиллер в связи с «Мейстером». И не случайно в последние годы литературная критика все больше начинает отдавать предпочтение первому варианту романа, незавершенному, но более цельному по замыслу и исполнению.

В 1798 г. Гете опубликовал эпическую поэму «Герман и Доротея». Впервые тема Французской революции составила содержание значительного художественного замысла поэта. Избранный для поэмы сюжет позволял особенно выпукло передать контраст между застойной тишиной немецкой провинции и грохотом событий на западе: о революции мы узнаем по рассказам беженцев из Рейнской области.

Поэма написана гекзаметром. В ритме древнего эпоса, неторопливо, с любовью и вдохновением Гете рисует картины мирного быта, патриархальный уклад в семье Германа. Но это не просто картины — поэт утверждает красоту этого уклада, нравственное достоинство своих героев — мужественной, отзывчивой, трудолюбивой, аккуратной Доротеи и сына зажиточного земледельца Германа, который сумел оценить эти прекрасные качества девушки и преодолел предубеждения отца против нищей и бездомной невесты.

История беженки Доротеи и рассказ одного из героев (судьи) о событиях революции вторгаются в эту идиллию как нечто чужеродное. Участникам идиллии хотелось бы оградить свой мирный покой от разрушающих сил, развязанных где — то там, на Западе. И все же в рассказе о революции звучат патетические строки — теперь гекзаметру доверены слова, передающие значительность исторического момента:

В поэтическом творчестве конца XVIII в. выделяются баллады: «Коринфская невеста», «Бог и баядера», «Ученик чародея», «Паж и мельничиха». Они созданы в один год (1797) с прославленными балладами Шиллера, в дружеском состязании с ним.

Наиболее ярко идеи веймарского Гете выражены в балладе «Коринфская невеста». Поэт ведет нас в глубину веков, в греческий город Коринф, в эпоху, когда античная культура сменялась христианской. Обе религии предстают в разящем контрасте; поэту дорого и близко светлое жизнерадостное мировоззрение древних греков. Гете по — новому продолжает тему «Римских элегий», прославляя любовь как горячую земную страсть. Жизнь радостна под знаком Цереры, Вакха и Амура; она тягостна и мрачна, когда чтят распятого Спасителя…

Лирика зрелого Гете насыщена большой мыслью, но не выливается при этом в холодную аллегорию, как в некоторых стихотворениях Шиллера. Достигнутые поэтом в ранний период эмоциональная напряженность, свежесть и непосредственность восприятия не утрачены. Более того, осуществлен синтез взволнованности штюрмерства и винкельмановской гармонии.

Гете также отдельными чертами предвосхищает романтическое мировоззрение и романтическую поэзию (однако иначе, чем Шиллер).

Но гораздо большее значение имеют не отдельные мотивы и образы, а настойчивое стремление Гете преодолеть односторонность любого подхода к действительности, прорваться через тесные пределы метафизического миропонимания, признание относительности истины и стихийный порыв к диалектическому охвату явлений — все это предвосхищает художественные открытия XIX в.

В уже названном стихотворении («Прочное в сменах», 1801) Гете на пороге нового века не случайно вспоминает знаменитую формулу Гераклита:

Трагедия «Фауст» — самое выдающееся свершение Гете, итог его большого и сложного пути. Вернувшись в Италии к первому, штюрмерскому варианту, Гете доработал ряд сцен и в 1790 г. опубликовал так называемый «Фрагмент». Около 1800 г. первая часть была в основном завершена (опубл. 1808). В 1797–1800 гг. были созданы важнейшие сцены, определяющие идейную концепцию трагедии («Пролог на небесах», сцена договора, сцена «За городскими воротами» и др). В завершении первой части весьма существенно было воздействие Шиллера: он неустанно в эти годы напоминал Гете, как важно довести до конца поэтический труд, связанный с большой философской темой. Вторую часть Гете создал спустя четверть века — она закончена в 1831 г. и опубликована посмертно.

В трагедии «Фауст» как бы скрещиваются и получают художественное воплощение многие важнейшие направления просветительской мысли XVIII в.

В европейской философии от Локка до Канта идея разума была одной из самых плодотворных. Это был главный критерий в оценке и осуждении феодального миропорядка у Вольтера, Дидро, Лессинга. Нетрудно убедиться, что носителями разумного начала были и Робинзон у Дефо, и Гулливер у Свифта, и Натан у Лессинга. Гете не ограничивается метафизическим воплощением разума — он изображает своего героя в сложном процессе познания истины.

История Фауста начинается с того, что он восстает против старой, схоластической науки. Он отвергает мертвое знание — для него это «хлам и тлен». В решительности и бескомпромиссности такого отрицания ощущается дух революционной эпохи.