Андрей Колганов - Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки»

Немалую роль в закреплении подобных позиций сыграл отход от научных принципов научной полемики, проявившийся в активном использовании политических обвинений в полемике против одного из наиболее глубоких знатоков марксизма, И. Рубина. Одним из немногих, кто осмелился открыто выступить против подобных ненаучных приемов, был А. Леонтьев. Он с резонными опасениями отмечал: «…На сцену выступает уже иной метод критики, пытающийся перевести спор от отдельных частностей к осуждению всей работы в целом, как немарксистской и антимарксистской» [385] Леонтьев А. Об одной теоретической дискуссии и ее уроках // Большевик, 1929. № 9-10. С. 136. . Его беспокоили явления, заступавшие место научной дискуссии: «Резкость тона, находящаяся в явной диспропорции к силе теоретической аргументации, несколько странные методы полемики, бесплодность положительных формулировок наряду с большой полемической крикливостью…» [386] Там же. С. 147. .

Те же экономисты, которые вели политическую травлю Рубина, усердствовали и в неделовой, конъюнктурной критике правого уклона, превращая все сказанное Н. И. Бухариным в сплошную ошибку и отбрасывая при этом даже совершенно правильные постановки вопроса. Так, Бухарин выдвигал следующее положение: «…емкость внутреннего рынка, определяющая спрос, есть один из важнейших факторов, непосредственно определяющих размеры легкой индустрии и отчасти металлической и прочей промышленности. А это в свою очередь по „цепной связи“ определяет и пропорции между другими отраслями. Никакого плана индустрии, взятой в „себе“, построить поэтому нельзя» [387] Бухарин Н. И. К вопросу о закономерностях переходного периода. М., 1927. С. 89. Цит. по: Бессонов С. Накопление и резервы // Большевик, 1929. № 20. С. 54. . С. Бессонов с удивительной логикой заключает на основании этого отрывка: «Емкость крестьянского рынка вот, по Бухарину, исходный пункт, лимит и законодатель всего движения в промышленности» [388] Бессонов С. Накопление и резервы // Большевик, 1929. № 20. С. 54. . Какое дело Бессонову до того, что Бухарин называет крестьянский рынок лишь одним из важнейших факторов! К черту рынок, будем строить план промышленности, взятой в «себе». И когда Бухарин в «Заметках экономиста» предлагает смягчить товарный голод, Бессонов вполне последовательно поучает: «Перейти от капитализма к социализму, не пройдя через временный этап товарного голода, нельзя» [389] Там же. С. 61. . Странно, однако, что такое раздражение Бессонова вызывает простое упоминание цели, закрепленной в резолюции ноябрьского (1928 г.) Пленума ЦК ВКП(б): «…курс на смягчение, а в конечном счете, на преодоление товарного голода» [390] КПСС в резолюциях… Т. 4. С. 375. .

Вот такого рода экономическая наука, готовая осудить или оправдать что угодно, была, конечно, прекрасным подспорьем для волюнтаристских решений. Закон стоимости на свалку, или в лучшем случае на задворки — а вместо? Если не известен спрос, то на что надо ориентировать производство? Вопросы повисли в воздухе, перечеркнутые простой формулой — «план — закон социалистической экономики». Однако это утверждение, даже независимо от вопроса об его истинности, несло внутренний порок — оно начисто было лишено объяснения, а в чем же состоит этот закон, какую объективную связь он выражает.

Я говорю все это вовсе не ради реабилитации закона стоимости. Я убежден, что социализм действительно предполагает уничтожение товарного производства — но не при помощи того, что В. И. Ленин называл «коммунистическим чванством». Закон стоимости не исчезнет от простого нежелания с ним считаться. А чтобы движение экономики действительно перестало определяться законом стоимости, в ней должны сложиться новые объективные производственные отношения, способные заместить отношения товарного производства. Попытки же подчинить все производство предписаниям свыше, назвав все это плановым хозяйством, не создают социалистической планомерности и не устраняют товарного производства.

Не только в течение всего переходного периода, но и в ходе последующего развития социализма необходимо считаться с тем, в какой мере устраняются объективные основания для существования товарного производства и рынка — в первую очередь, те условия, которые создают обособленность производителей (хотя бы и относительную, и постепенно преодолеваемую по мере развития плановой экономики) в системе общественного разделения труда. На этих этапах планомерность социалистического хозяйствования первоначально может проявить себя лишь в переходных формах — формах планового регулирования товарного производства, лишь постепенно образуя адекватные социалистической планомерности формы планового ведения хозяйства.

Эти формы отличаются от обособленного ведения товарного хозяйства частными производителями, прежде всего, не тем, что прибыль, деньги и цены в качестве экономического регулятора заменяются плановыми директивами. Главное отличие заключается в том, что плановое хозяйство основывается на сознательном согласовании интересов всех работников социалистического хозяйства, их разного рода коллективов, организаций и объединений. Такое согласование первоначально опирается на государственный аппарат хозяйственного управления, но уже с самого начала оно предполагает вовлечение в принятие хозяйственных решений и рядовых работников и специалистов на разных уровнях народного хозяйства. Формальное освобождение труда (то есть достигаемое пока только через новые социально-экономические формы производства, идущие на смену капиталистическим отношениям) опирается на социальное творчество трудящихся и само, в свою очередь, дает толчок этому творчеству.

Однако развитие переходных к социализму производственных отношений на незрелой материальной и социальной базе чревато слабостью этой тенденции к социальному творчеству, которая может в значительной мере вытесняться и подменяться организующей силой государственного аппарата. В силу слабости участия работников в формировании экономической системы переходного общества, государственный аппарат хозяйственного управления поражается бюрократической тенденцией — тенденцией к отрыву, обособлению от трудящихся масс. Этот бюрократизм также поддерживается спецификой экономических отношений переходного периода, не свободных от черт рыночного монополизма, также чреватого бюрократической тенденцией.

Развитие новой экономической политики в СССР, как и отказ от нее, в достаточно полной мере продемонстрировали нам развертывание этих противоречий. Ситуация усугублялась тем, что путь преодоления этих противоречий через постепенное повышение зрелости социалистических черт хозяйственной системы, по мере втягивания работников в решение хозяйственных вопросов на основе повышения их грамотности и культурности, и привлечения крестьянства к общественным формам земледелия путем воздействия на их экономические интересы через кооперацию, оказался для СССР закрыт.