Мейрин Митчелл - Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель

Вот почему мы вскоре встретимся с Эль-Кано в Ла-Корунье, где он деятельно занимался снаряжением новой флотилии. Вероятно, он был горько разочарован, когда его так и не назначили капитан-генералом, хотя он столько сделал для успешного завершения первой экспедиции. Но в ту эпоху морские экспедиции, как правило, возглавлялись теми, кто отличился на военном поприще или же просто был знатного происхождения. И вот 5 апреля 1525 года Карл V назначил начальником своей новой армады Гарсию Хофре де Лоайсу [141], рыцаря-иоанита, командора де Барбалес — человека, принимавшего участие в морских походах, но не имевшего ни малейшего представления о практике кораблевождения; однако в глазах тех, кто его назначил, куда более важным было то обстоятельство, что он приходился родственником епископу Мондоньедо. Но пожалуй, главная причина была в другом: королевское правительство вообще старалось не давать хода тем, кто своими подвигами завоевывал широкую популярность. Дед Карла V, король Фердинанд, как помнит читатель, отказался назначить великого капитана Гонсало де Кордову главнокомандующим армии, отправлявшейся в Северную Африку, именно вследствие его военных успехов в Италии; в правление того же монарха Овандо по его прямым указаниям чинил всяческие препятствия Колумбу [142].

Через десять дней после назначения Лоайсы император в ответ на прошение Эль-Кано о выплате ему пятисот дукатов обещанной ежегодной пенсии приказал отсрочить выплату до его возвращения из второго путешествия. Пришла очередь и Хуану-Себастьяну познакомиться с обычной неблагодарностью короны по отношению к наиболее славным мореплавателям Испании. Из тридцати участников экспедиции Магеллана, возвратившихся к этому времени в Испанию (включая и тех, кто вернулся с островов Зеленого Мыса), только четыре человека вызвались снова плыть к Островам Пряностей, и одним из них был Хуан-Себастьян. Если вспомнить все тяготы первого плавания, то готовность, с какой Эль-Кано отправляется навстречу новым испытаниям, несомненно, свидетельствует о его несгибаемом мужестве. До приезда в Ла-Корунью он провел некоторое время в Португалете, аванпорте Бильбао, где надзирал за снаряжением четырех кораблей для экспедиции Лоайсы; энергия и быстрота, с которой он работал, показывают также, что, несмотря на все тяготы первого плавания, физически он чувствовал себя хорошо.

Бильбао приобрел большое значение за двести лет до рождения Эль-Кано, потому что уже давно был главным испанским портом, откуда корабли отправлялись в гавани Северной Европы. В 1511 году там были учреждены консульство и Торговая палата. Город окружали бесчисленные железные рудники, и благодаря им он стал важным центром кораблестроения и оружейного дела: недаром в Англии XVI века абордажная сабля одно время называлась бильбо, а железные оковы — бильбами.

Суда Эль-Кано, как уже упоминалось, стояли в Португалете, в восьми милях от Бильбао. Этот порт основала в 1322 году донья Мария Диас де Аро, и к одному из ее потомков, знаменитому финансисту Кристовалю де Аро, главе Торговой палаты в Ла-Корунье, вынуждена была обратиться после смерти Эль-Кано его мать с просьбой о выплате ей денег, причитавшихся сыну. Гавань Португалете почти идеальна. Она расположена в устье реки Нервьон, которая во времена Эль-Кано называлась Ибаисабаль — «Широкая река». Крутая гора Сан-Рок укрывает ее от северо-западных ветров. В XVI веке, да и еще долгое время спустя окрестности Португалете представляли собой «бесконечные скалы, кое-где поросшие елями и редкими кустами можжевельника», — так описал их английский путешественник в 1623 году, почти ровно через сто лет после того, как Эль-Кано снаряжал там свои корабли. Однако расположенные по соседству густые дубовые леса все еще снабжали корабельщиков Бискайи необходимым материалом, а в ту эпоху, когда английский путешественник осматривал голые холмы Португалете, существовал закон, который обязывал всякого, срубившего дерево, посадить взамен три новых. Таким образом, труд лесорубов обеспечивал работой людей других профессий.

Мы знаем, какое дело привело Хуана-Себастьяна в Бильбао и Португалете, но о его жизни там не известно ничего. И было бы напрасно строить предположения, виделся ли он тогда с Хуаном де Арратья и Хуаном де Сибулетой, двумя молодыми моряками с «Виктории», которые были родом из окрестностей Бильбао. (Хуану Арратья исполнилось к этому времени девятнадцать лет; его имя фигурирует в списке лиц, имеющих право носить оружие.)

Под надзором Эль-Кано четыре корабля экспедиции Лоайсы были снабжены нужным количеством пушек и провианта; однако, ничего не зная о витаминах, он, разумеется, не мог принять необходимых мер против цинги — этого бича моряков той эпохи, хотя в первом плавании сам сильно страдал от нее. Как и прежде, на корабли были погружены товары для меновой торговли и выкупов, а флагман, кроме того, вез императорские письма и подарки туземным раджам. Эль-Кано взял с собой часть своего обширного гардероба, а из того, что имело отношение к навигационной науке, только сделанный в Риме глобус, латинский альманах и астрологический трактат. Две морские карты, о которых речь пойдет ниже, были собственностью короны.

Из Португалете Эль-Кано ездил в свой родной город, Гетарию, чтобы набрать людей для готовящейся экспедиции. Он покинул Бильбао, где небо затянули низкие тучи и сиримири, мелкий тихий дождичек, на несколько дней окутал город частой сеткой тумана. Вблизи Герники, когда он пересекал прелестную речную долину, ветер внезапно смел тучи с синевы небес и откинул завесу, которая скрывала сверкающие зеленые луга, трепещущую листву тополей, напоенные влагой холмы в блестящих лентах стремительных потоков, фруктовые сады, где деревья клонились под тяжестью плодов, могучие каштаны и огненный дрок. Навстречу неторопливо брели волы, как в наши дни, флегматично подчиняясь ударам макиля (длинной палки с железным наконечником) в руках своих хозяев, широкоплечих толстяков, которое упруго шагали рядом с повозками со множеством колес; крестьяне рыхлили землю лайей — двузубыми вилами — вот что, наверно, видел Хуан-Себастьян, пока шел через Мутрику (название это происходит от баскского слова трику — еж и подсказано видом горного хребта, который щетинится скалами). Он выбрал дорогу вдоль извилистого морского берега, где в ущельях возле бухт прятались оживленные рыбачьи порты — Ондарроа, Дева и Сумайя, а на базальтовых утесах над узкими ярко-синими заливами лепились крохотные селения, и наконец добрался до Гетарии. Земляки встретили его как героя. Возвращение «Виктории» покрыло его славой, и это теперь помогло ему завербовать многих басков. Молодые добровольцы рассуждали так: что удалось один раз, удастся и во второй.