Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Более того, они открыли новое направление в богословии — апофатику . Это сделал Псевдо-Дионсий Арепагит , византийский богослов V–VI вв., который подписывался именем Св. Дионсия Арепагита, афинского ученика апостола Павла. Апофатика стала новым, неизвестным ни античным, ни раннехристианским мыслителям способом говорения о Боге. В отличие от традиционного — катафатического богословия, предпочитавшего говорить о Боге через утверждение, описывая то, чем Он является (Бог есть любовь, добро, свет и т. д.), апофатика говорила о Боге посредством череды отрицаний, — через то, что Он не есть (Бог есть не свет и не тьма, не величина и не малость, не равенство и не неравенство). Поэтому на вопрос, что может быть превыше божественного света, Псевдо-Дионсий отвечал — «только божественная тьма».

Трудами Отцов Церкви — патристикой , агиографией, проповедями-гомилиями, полемическими трактатами, кефалами , катехизисами и прочей монашеской литературой, канонами, ирмосоми , благодарственными молитвами — анафорами , комментариями на Божественную литургию ромеи внесли сверхвыдающийся вклад именно в те области знания, которые были необходимы для решения вопросов теологии. В борьбе с различными ересями ими была разработана христианская онтология , или учение о бытии, антропология и психология — учение о человеческой личности, о душе и теле, а также была создана своеобразная эстетическая теория, глубины которой до сих пор постигаются многочисленными исследователями.

Уже идейная борьба эпохи иконоборства, принявшая острую политическую форму, сделала совершенно очевидной необходимость дальнейшего повышения уровня образования духовенства и представителей высших слоев общества. Развитие просвещения в Ромейском царстве достигло своего пика в IX–XI вв. Это было время активных интеллектуальных поисков, недаром вошедшее в историю под условным названием Македонский Ренессанс . К середине XI в. интерес к классическому искусству и литературе стал характерной чертой ромейской элиты. В этот период увеличился разрыв между обычным, разговорным греческим языком и архаичным, искусственно стилизованным под древность, который существовал в литературе с первых веков н. э. Наряду с этим «староязом» престижным считалось основательное знание греческой мифологии, риторики и, конечно, канонических церковных авторов. Все это отличало образованную византийскую элиту от простых сельских священников, мелких чиновников и вовсе неграмотной массы населения.

Несмотря на потрясения, которые периодически переживала постепенно все более слабевшая Империя ромеев, вплоть до конца XIII в. Константинополь оставался одним из самых передовых центров науки и образования в мире. Здесь трудились самые выдающиеся представители византийской мудрости и культуры. В силу особенностей эпохи подавляющее большинство из них были представителями Церкви. Для таких людей страшным наказанием расценивался запрет пользоваться книгами, читать их.

Одним из самых отъявленных книгочеев слыл Фотий, бывший императорский канцелярист, высокомерный, себялюбивый аристократ, дважды занимавший во второй половине IX в. трон Константинопольского патриарха. В написанном им «Миробиблоне» (дословно «Много книг») — первом энциклопедическом памятнике библиофилии средневековья содержался пространный перечень 280 проработанных автором древнегреческих и византийских книг с выписками из них о грамматике, истории и литературе. Фотий был также известен как редкий знаток классической греческой поэзии. О нем рассказывали, что он мог легко пользоваться шестнадцатью тысячами цитат и, даже став Патриархом, во время богослужения вместо молитв бормотал стихи.

Эрудит Фотий сформировал новое поколение интеллектуалов эпохи византийского «первого» гуманизма, как уже сказано, получившего название Македонский Ренессанс. Его ученик, василевс Лев VI (886–912 гг.), тратил свой досуг на создание богословских трудов и наставлений по военному делу, вдохновенно писал торжественные речи по церковным праздникам и с упоением сам произносил их, сочинял анакреонтическую поэзию на древнегреческий манер, а прозвище Софиас — Мудрый, с которым он остался в веках, получил в связи с приписываемым ему собранием стихотворных пророчеств о падении и отвоевании Константинополя. Другой последователь, архиепископ Кесарии Каппадокийской , Арефа Патрский (ок. 860–932 гг.), официальный придворный ритор и первое лицо — прототрон в Священном Синоде, писал сам и давал многочисленные заказы на переписку, копирование трудов античных авторов, Аристотеля, Евклида, Гомера, Элия Аристида, Лукиана, Марка Аврелия. В частности, по его заказу был создан древнейший и наиболее авторитетный список сочинений Платона (ныне он хранится под шифром E. D. Clarke 39 в Бодлианской библиотеке Оксфордского университета). Он не жалел на такую деятельность большие деньги и имел частную библиотеку из 88 роскошных манускриптов, весьма великую и дорогостоящую по тем временам. Его горячая полемика в 919 г. с другим выдающимся интеллектуалом, Львом Хиросфактом , была примером опоры на античных писателей даже в богословских спорах, для которых был использован такой ядовитый риторический жанр как злобный псогос. Во второй трети X в. энциклопедические труды непреходящего значения, выписки из трудов древних авторов — эсцерпты на самые разные темы помог организовать создать, а отчасти и отредактировать василевс Константин VII Багрянородный, до самозабвенья влюбленный в знания. При его поддержке создавались такие исторические труды как «Книга царств» константинопольца Генесия и увлекательная, со множеством подробностей, раскованно написанная хроника, составитель которой остался известен под названием Продолжатель Феофана . Возможно, тогда же была задумана реформа в агиографии, осуществленная к концу столетия талантливым писателем Симеоном Метафрастом , пересказавшим Жития более чем 150 святых и создавшим из них Минологий — стилистически унифицированный свод житийных текстов, на долгие времена ставший каноническим. Примерно в это же время составляется всеобъемлющий энциклопедический словарь — лексикон «Суда» , включивший около 30 тысяч статей.

Наконец, зарождается новое, субъективное представление о мире: ромейские писатели начинают говорить от первого лица. Как и на средневековом Западе, формируется понятие личности, но стоит подчеркнуть, что происходит это в Ромейском царстве на пару столетий раньше.