Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Византийские источники донесли массу свидетельств о поступках ромеев, которые никак не могли получить одобрение Церкви. Особенно примечательно, что христианские верования, как уже сказано, смешивались с языческими поверьями, обычаями и праздниками, которые продолжали жить даже в крещеном народе, образуя, как уже сказано, некую «гражданскую веру». На всем протяжении существования Империи ромеев лучшие представители ее Церкви настаивали на соблюдении всех видов постов, обязательном искоренении пороков — похоти, блуда, клятвопреступления, пьянства, несправедливости, напоминали о недопустимости для христиан обращаться к колдунам и гадателям-мантикам, а также использовать амулеты, талисманы, обереги, связанные с оккультными науками и практикой. Тем не менее, невозможно отрицать факт, что Византия была основана на памяти о языческом античном прошлом. Уже только поэтому языческие традиции и магия, зачастую выливавшиеся в своеобразную форму византийского народного христианства, некой «гражданской веры», оставались весьма живучими.

Как иначе объяснить долгое сохранение практики публичных благочестивых жертвоприношений нескольких типов — связанные с освящением церкви, храмовыми праздниками, с церемониями по обету святому (за избавление от опасности, эпидемии), то есть для восхваления и выражения особой благодарности Богу? Так, в VI в. наиболее известный случай принесения таких жертв оказался связан с историей освящения храма Св. Софии в Константинополе 22 декабря 537 г. Рассказ о событии сохранился в повествовании, возникновение которого относят к 867–886 гг., полагая при этом, что в тексте нашли отражение значительно более ранние источники. В этот день благочестивый император Юстиниан участвовал в процессии, прошедшей от Большого императорского дворца до врат площади Августион, расположенной неподалеку от возведенного грандиозного храма. После этого возле церкви началось… заклание огромного количества животных — 1000 волов, 6000 овец, 600 оленей, 1000 свиней, по 10 000 кур и петухов, а также раздача бедным 30 000 мер зерна (около 15 тонн). Праздник продолжался вместе с жертвоприношениями рекордно долго — до дня празднования Богоявления — 6 января. В том же столетии Св. Николай Сионит, если верить Житию, организовал заклание 59 быков возле тринадцати церквей, расположенных в округе его монастыря. Случалось, что в ритуале заклания барашка, бычка или петуха, осуществляемом перед церковью, иногда прямо на ее пороге, участвовали и иереи, произносившие молитвы, зажигавшие свечи, кадившие ладаном , окроплявшие жертву святой водой, после чего следовала обрядовая трапеза верующих. Об этом же могут свидетельствовать и обнаруживаемые при археологических исследованиях следы костров, огня прямо у входа в такие провинциальные храмы, или на их пороге. Исследователи считают, что это могло быть и отражением ритуала освящения храма, что тоже сопровождали сопутствующим праздником. Случалось, священник приносил в жертву голубя на могиле в память об умершем.

Некоторые историки видят в этом «вполне законный компонент ранневизантийской богослужебной жизни, продолжавший традиции отнюдь не языческие, а ветхозаветные». Действительно, византийская Церковь усматривала здесь иудейское влияние и на исходе VII в. предприняла попытку дистанцироваться от него, что следует из постановлений по этой теме, принятых епископами — участниками особо показательного Вселенского собора 691–692 гг. Впрочем, ритуальные жертвоприношения животных и птиц оставались известными в греческом «парафиальном православии» вплоть до Нового времени, а иногда поддерживались даже монашеством.

Надо думать, число отклонений в верованиях и ритуалах было особенно многочисленно на окраинах Ромейского царства, в его «глубинке», где народ дольше сохранял архаические традиции, верования, да и власти были не столь «всевидящими» как в центре. Впрочем, дело было не только в силе или слабости контроля над религиозной жизнью со стороны властей. Срабатывала и многовековая привычка. Как иначе объяснить, почему на ларце — подарке новобрачным могли поместить изображение языческой обнаженной Венеры рядом с благочестивым призывом «Секунд и Проекта, живите во Христе»?

Такой же сплав языческого и христианского проявлялся и в литературе, риторике. Писатели, и среди них даже Отцы Церкви, сочиняли поэмы о деяниях апостолов, о Божией Матери в стилистических традициях Еврипида или Вергилия, делали переложения (парафразы) Евангелия языком Гомера. Причем такая сложность и многоплановость были присущи не только переходным, идеологически смутным IV–V столетиям, — они прослеживаются на всем протяжении византийской истории. Их можно уловить в почитании известного из древнегреческой мифологии Харона, перевозчика душ мертвых в загробный мир, который остался известен разным группам ромеев как Харос. И если простые крестьяне, горцы-пастухи представляли его традиционно архаично, в духе древней мифологии, то даже для приходских священников Харос стал восприниматься как некий Ангел или святой, который забирал души смертных на пару с Архангелом Михаилом. Следует признать, что подобное полускрытое языческое влияние, доходившее порой до своеобразного «идолопоклонства», столетиями оставалось не искорененным в Византии.

Лишь в 528 г. появился Эдикт Юстинина о всеобщем Святом Крещении подданных Ромейского царства, а талантливейший гимнограф, диакон Роман Сладкопевец , расцвет творчества которого приходится на 540-е гг., разразился на это событие великолепным новым песенным кондаком (по-гречески — контакионом), «проповедью-песнопением», которое называлось «На новокрещенных». Выходит, до этого момента Византия не прошла окончательного Крещения своего населения, а мы воспринимаем ее как христианнейшую страну тогдашнего мира. Насколько ее можно считать такой?

В конце VI в. ритор-хронист, монах Иоанн Малала сообщал о сожжении книг, изображений и статуй «нечестивых богов», в массе найденных у задержанных язычников. На те же размышления наводят многочисленные костные остатки мелкого рогатого скота, птиц, в основном кур, морских моллюсков, мидий, виноградных улиток, находимые при раскопках византийских церквей, например, провинциальной сельской Таврики IX–X вв., которые связывают с устраиваемыми здесь общинными праздничными трапезами. Они сопровождались разделкой туш животных и кур на специальных плитах, прямо в храме, и разжиганием костра у его порога. Даже в 861 г., как явствует из широко известного Жития Константина Философа, крещенные, православные жители таврического городка Фулы продолжали поклоняться древнему священному дубу, сросшемуся с черешней, которого они звали Александр — «Защитник мужей». Их магическое мировидение признавало за ритуальными действиями, совершением возле дерева жертвоприношений, способность вызывать дождь, что было крайне важно для хозяйства здешних крымских обитателей. Только после увещаний Константина Философа и авторитетных ссылок на Евангелие, возжжения принесенных им церковных свечей, они согласились срубить этот «рецидив политеизма» — своего «защитника», так и не поняв до конца, в чем была их вина.