Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Исходя из сказанного, можно полагать, что наибольшее число попыток лечения должно было производиться на дому и заключалось в ничего не делании, в ожидании, что болезнь отступит сама собой. Но занимались также и самолечением простейшими травами, молитвой, заклинаниями, полагались на помощь, уход кого-либо из членов семьи, в особенности женщины, хозяйки дома, матери, жены. Сознание за собой греха заставляло прибегать к священнику и помощи Святых Таинств или же, в исключительных случаях, к святому, святой на его или ее могиле. Впрочем, вера в возможность того, что заболевание было вызвано колдовством, сглазом, порчей, проклятием, могла побудить прибегнуть к ответной магии, заговорам. К лекарствам, которые мы назвали бы магическими, византийцы могли прибегать как к последнему или даже первому средству.

Скепсис на этот счет особенно отчетливо отразили так называемые «Вопросо-ответы» — Эратопокрисии , жанр которых расцвел в VII в. Проанализировавший их, корифей французского византиноведения Жильбер Дагрон пришел к неожиданному выводу, что для ромеев чудеса не доказывали святости: по их логике, часто Бог использовал недостойных людей, чтобы исполнить Свою волю, и в любом случае трудно было различить, что именно исходит от Него, что от демонов, а что просто от «научного» знания. Так, писавший об этом Анастасий, знал одного епископа-еретика в Кизике, который молитвой пересадил оливковое дерево с одного места на другое и заставил говорить мертвого, чтобы узнать, сколько его вдова должна заимодавцу, а после смерти этого еретика на его могиле происходили видения и знамения.

Из «Вопросо-ответов» следовало и то, что болезни, исцеления и смерть имеют естественные причины и не должны, кроме исключительных случаев, толковаться как знамения или прямые действия Бога. Таким образом объяснялось то смущающее православных обстоятельство, что увечных, прокаженных, больных водянкой или эпилептиков больше, скорее, среди христиан, нежели среди неверующих; то, что есть злодеи, которые живут до старости, и праведники, которые умирают преждевременно; то, что святые уходят из жизни долго и мучительно, тогда как грешники умирают безболезненно и спокойно. Некоторые говорят, — указывал Анастасий, — что это происходит из-за любви к нам Бога, Который посылает нам эти испытания, но тут же вынужден был отметить, что «не все согласны с этим объяснением». Еще считалось, что все это происходит из-за климата и темперамента, то есть из-за конкретных элементов, составляющих тело.

«Философы и врачи» представлялись носителями истинного, действенного знания, и Анастасий рассказывал, как незадолго до захвата Кипра арабами в 647 г. один «философ и иатрософист », то есть знаток врачебной премудрости, придя в мартирий Св. Епифания и увидев толпу стенавших больных, ожидавших чуда, весьма здравомыслено заявил: «Вы можете, с Божией помощью, выздороветь при помощи диеты, очищения желудка и кровопусканий». По приказу архиепископа, он взялся ухаживать за больными и действительно смог исцелить большинство из них.

Хуже обстояло дело, когда приходилось сталкиваться с эпидемиями, которые представляли собой особую проблему. Вставал вопрос, можно ли спастись от них, перебравшись в места с более здоровым воздухом? Разумеется, отвечает Анастасий, если они возникли от естественных причин, а не принадлежат к тем редким случаям, когда они являются результатом гнева Божия. Некий Псевдо-Анастасий выказывал еще больше смелости, ехидно утверждая, что если бы смерть являлась карой Божией, тогда было бы непонятно, почему она поражает чужестранцев, оказавшихся в наказанном городе и, напротив, обходит стороной две-три тысячи его граждан, находящихся по делам на чужбине.

При таком рационалистичном подходе понятно, почему наряду с магией и религиозной медициной, ромеи знали и практиковали самую настоящую, светскую, клиническую медицину. У них была эффективная и хорошо организованная система здравоохранения, хотя общее представление о ней и ее уровне применительно ко всей Империи ромеев трудно составить. Для отдельных социальных групп и географических регионов она, видимо, имела свои закономерности, которые еще предстоит постичь. Ясно лишь, что ее основные правила сохранялись со времен древнегреческого врача Гиппократа и греко-римского врача Галена . Их добавляли наблюдениями средневековых целителей, а также личным клиническим опытом, который вполне разумно считали не менее важным. С этой точки зрения основным постулатом медицинского образования и врачебной деятельности в Византии можно считать такие слова выдающегося врача своего времени Александра из Тралл (ок. 525–605 гг.): «Врач обязан открывать для пользы человечества все, что признаёт верным на основании опыта. Молчание в таком случае есть грех и преступление. Он должен отбросить в сторону всякие личные отношения и руководствоваться только любовью к истине».

Странная, на наш взгляд, смесь веры и суеверий, магии и научных знаний не мешала точно диагностировать многие болезни и понимать, что они нарушают норму человеческого существования. Судя по результатам палеоостеологических исследований и данным агиографии, к их числу относились вызываемые бактериями дизентерия и другие желудочно-кишечные заболевания, туберкулез, проказа. Эта редкая в нынешнем европейском мире болезнь поражала кожу, мягкие кости лица, «съедала» пальцы рук и ног, отчего постепенно терявший силы человек умирал.

Лепра передавалась контактным путем через легкие, могла протекать быстро или постепенно, медленно, но одинаково мучительно. Поначалу те или иные части тела заболевшего проказой теряли чувствительность, могло начаться уплотнение тканей внутри век, носа и горла, так что зрение страдальца слабело, голос грубел, ему становилось тяжело глотать, дыхание тоже затруднялось. Кожа сохла, покрывалась струпьями и шелушилась, а иногда набухала многочисленными узелками, которые лопаясь, превращались в гноящиеся язвы. Недуг этот не поддавался лечению и неизбежно приводил к смерти, но самое ужасное в нем было то, что он превращался в медленное умирание. Пальцы рук и ног, нос, уши или половой орган «съедались» первыми, и от них оставались лишь раны или покрытые слизью обрубки. Кожа лица становилась складчатой, пепельно-серой и вытягивалась так, что лоб человека мог нависать над тем местом, где раньше находился провалившийся нос. Губы раздувались, а нижняя челюсть становилась настолько тяжелой, что рот постоянно оставался открытым. Могли пройти месяцы или годы, прежде чем прокаженный терял способность видеть, говорить, передвигаться или двигать руками с обрубками пальцев. Прикованный к постели, разлагающийся и гниющий заживо, он Тем не менее, не умирал, и такое существование могло продлиться довольно долго. Избавление, чаще всего в виде смерти от удушья, могло прийти лишь по прошествии долгих лет, и все эти годы в лобокомии-лепрозории или на дому надо было ухаживать за этими жуткими, смердящими человеческими обрубками, потерявшими людской облик. Недаром проказы в средневековье боялись не меньше, чем фатальной «смертницы»-чумы, «моровой язвы», со всеми ее страшными, более или менее опасными разновидностями.