Нэнси Митфорд - Король-Солнце [The Sun King]

Основу его жизненных интересов составляли роскош­ные туалеты и драгоценности, балы и этикет (в тонко­стях которого он хорошо разбирался), произведения искусства и мальчики. Он любил свои замок в Сен-Клу, который был одной из великолепных загородных коро­левских резиденций. Людовик подарил ему еще и Пале- Рояль, городской дом Ришелье.

В юности Мсье был неравнодушен к баталиям. Обыч­но он приезжал на поле брани поздно, едва встав с постели, но воинственно настроенный, напомаженный и напудренный, со слипшимися ресницами, в бантах, кружевах и лентах, усыпанный бриллиантами, но без шляпы. Головной убор он никогда не носил, из боязни помять парик. На поле сражения он вел себя отважно, как лев, и беспокоился только об одном: как бы солнце и пыль пе испортили его нежный цвет лица. Герцог Ор­леанский был отличным стратегом, но со временем по­нял, что война отнимает слишком много сил. Он избе­гал тяжелых физических нагрузок, никогда не увлекался охотой и старался как можно реже бывать на улице.

Мсье был человеком веселым и разговорчивым. На семейных сборищах его голос часто заглушал осталь­ные. Людовик, не умевший вести светскую беседу, го­ворил, что всякий раз радуется, когда слышит потоки чуши, которые льются из уст его брата. К королю Мсье относился с безгранично уважительной фамильярнос­тью. Он знал свое место и нс претендовал на большее. Король отвечал ему любовью, но нс без тени снисходи­тельности. «А теперь мы будем работать; ступай поразв­лечься, братец». Король называл его «шоп Frcre», а Мсье называл короля «тсьс». Иногда случалось, что братья ссорились. Выглядело это так: Мсье, отличавшийся чрез­мерной обидчивостью, набрасывался на короля, при этом он напоминал шпица, тявкающего на льва. Все стычки между братьями происходили по инициативе герцога Орлеанского. Вот типичный пример. Один дво­рянин из его свиты по имени Фламареи каким-то обра­зом не угодил Мсье, за что тот уволил его при первом же удобном случае. (Современники находили малень­кий двор в Сен-Клу «беспокойным».) Вскоре после этого Фламарен появился на одном из вечерних балов короля. Мсье, дрожа от гнева, бросился к Людовику и сказал: «Мсье, Фламарен неуважителен ко мне. Я не запрещал ему появляться в вашем доме, так как это выходит за пределы моих полномочий, но я велел ему нс попа­даться мне на глаза, поэтому я считаю его появление здесь предосудительным и наглым». «Но, брат, — отве­тил король, — это не моя вина!» Эти слова еще больше разъярили Мсье, и Людовику пришлось сказать, что они вернутся к этому разговору позже, когда тот успокоит­ся; подругой раз так и не наступил. Герцог Орлеанский этот вопрос больше не поднимал, хотя Фламарен про­должал мелькать при дворе.

Первой женой Мсье была его двоюродная сестра Генриэта Английская, которую любили, пожалуй, все, кроме него. Она стала темой проповеди Боссюэ, прочи­танной под громкий аккомпанемент безудержных ры­даний двора: «Мадам умерла. Мадам мертва...» (1670). В Англии открыто говорили, что она была отравлена ми­ньонами своего супруга, шевалье Лотарингским, мар­кизом д’Эффиа, и что муж ее был в курсе преступного замысла. Но никто из людей, близко знавших этого ма­ленького человечка, нс верил злым наветам. Возможно, на самом деле Гснриэту никто нс убивал. Она никогда не отличалась крепким здоровьем; из се восьми детей шестеро родились мертвыми (причем один начал разла­гаться сшс в утробе) или умерли в раннем младенче­стве. Вскрытие, произведенное после ее смерти, выяви­ло абсцесс печени. Лотарингский и д’Эффпа оказывали существенное влияние на Мсье до самых последних дней его жизни. Сам король, в общем нс переносивший со­домитов, питал особое расположение к шевалье Лота­рингскому, красавцу и весельчаку.

Через год после смерти жены Мсье женился вто­рично, и вновь на близкой родственнице английской королевской семьи принцессе Палатината Елизавете

Шарлотте (Лизелотте). Она была протестанткой, но, чтобы выйти замуж за французского принца, приняла католичество. В результате принцесса потеряла право на английский престол, хотя ее шансы были выше, чем у Георга I. Но Елизавета Шарлотта нс расстраивалась, так как, похоже, относилась к англичанам с еще большей неприязнью, чем к французам. Она стала доброй като­личкой, хотя сохранила в своей вере некоторые черты протестантской религии. Французские католики, на ее взгляд, были менее фанатичными, чем немецкие. «Свя­тое Писание может читать каждый по собственному ус­мотрению, но никто не обязан верить в чушь и глупые чудеса. Папу здесь никто нс превозносит, и никто не помешан на паломничестве и тому подобных вещах».

Вторая Мадам была крупной блондинкой с замаш­ками девчонки-сорванца. Хрупкий Филипп рядом со сво­ей крупной супругой смотрелся нс самым лучшим об­разом. Увидев ее в первый раз, он впал в отчаяние и признался своим друзьям, что никогда с ней не спра­вится. Однако сумел обзавестись с Мадам тремя детьми. Позже по обоюдному согласию супруги спали в разных постелях. Лизелотта нравилась Мсье больше Генриэты, которая, по его мнению, плела интриги и, вероятно, имела любовников. Придворные не могли не заметить, что и король относился к новой невестке с расположе­нием, в то время как Генриэта для него перестала су­ществовать после того, как их короткое увлечение за­кончилось. Лизелотта в глазах се мужа имела одно большое преимущество: она была равнодушна к брил­лиантам, так что Мсье мог осыпать ими свои костюмы сколько угодно. Кто-то спросил их маленького сына гер­цога де Шартр, нравится ли ему наряжаться. «Мне нра­вится это больше, чем Мадам, по меньше, чем Мсье». Туалеты принцессу не беспокоили. Она имела только официальные наряды и амазонки для верховой езды.

Мадам обожала охоту. Она отлично держалась в сед­ле п могла лихо проскакать восемь часов кряду. Похожая на дюжего полицейского, она продолжала предаваться любимому занятию даже, когда ей было далеко за ше­стьдесят. Она любила животных и имела множество до­машних питомцев: маленьких собачек и ручную утку; она верила, что у животных бессмертны души. Мадам коллекционировала медали и образцы породы. Много времени проводила она в небольшой комнате, увешан­ной портретами немецких принцев, занимаясь написа­нием писем — до тридцати страниц в день — многочис­ленным родственникам королевской крови в разных уголках Европы, включая двух дочерей Генриэты, гер­цогиню Савойскую и королеву Испании, которых она любила, как младших сестер. Письма Л изелотты — один из лучших источников информации о Версале, однако, при всей своей занятности, они не вполне достоверны. Подобно Сен-Симону, появившемуся при дворе двад­цатью двумя годами позже, она была полна всевозмож­ных предрассудков, для оправдания которых придумы­вала всякие небылицы. «Как только выйдешь замуж во Францию, то раз и навсегда разучишься смеяться», - горько сетовала она на французов. Но Версаль ей нра­вился. Мадам находила удобным иметь все под одной крышей и охоту под боком. Зато Париж ненавидела.