Нэнси Митфорд - Король-Солнце [The Sun King]

Король по-прежнему обожал Марию Аделаиду. Она забегала в его комнату по сто раз на дню, как и в тс времена, когда была маленькой девочкой, и всякий раз рассказывала ему что-нибудь забавное, отвлекая от мрач­ных мыслей. Ярый сторонник строго поведения, он, тем не менее, никогда не порицал ее за прихоти и легко­мысленное поведение. Отсутствие герцогини за ужином огорчало короля, но не вызвало гнева. Нанон, горнич­ная госпожи Ментенон, как-то поставила герцогине клизму, когда та стояла у камина, и вся компания со­биралась пойти на спектакль. «Что Нанон с вами дела­ет?» — спросил король и, услышав ответ, расхохотался. (По признанию Сен-Симона, она просидела, как ни в чем не бывало, всю итальянскую комедию). Если вспом­нить, что идеалом женщины и королевы для Людо­вика XIV всегда была утонченная Анна Австрийская, то его снисходительность по отношение к герцогине Бур­гундской вызывает удивление. Он как-то попытался по­ручить герцогине принимать послов, но когда из затеи ничего нс вышло, негодовать король не стал. Однако кое в чем он все же проявил твердость, настояв, на­пример, на том, чтобы герцогиня причащалась пять раз в году. Придворные считали, что в ее возрасте это не слишком удобно.

Госпожа Ментенон была более суровой. Однажды в отсутствии короля герцогиня принялась рыться в его бу­магах. Ментенон попыталась ее остановить, но упрями­ца не пожелала повиноваться. В этот самый момент она наткнулась на письмо, в котором упоминалось ее имя. Оно было написано большим другом дофина, мадам д’Эспинэ, принцессой Лотарингской. «В чем дело, ми­лая? — спросила госпожа Ментенон. — Что с тобой?» Герцогиня показала письмо. «Вот, что бывает, когда проявляешь чрезмерное любопытство, - сказала мадам де Ментенон. — Иногда обнаруживаешь то, что тебе не очень нравится... — И, понизив голос, добавила: - Про­читайте его до конца, и если вы достаточно умны, то сумеете извлечь из этого пользу». В письме подробно из­лагалось, чем занималась Мария Аделаида на протяже­нии нескольких дней, перечислялись многочисленные интриги и неосторожные поступки герцогини, описы­вались се отношения с Нанжи. Герцогиня была близка к обмороку. Тогда Ментенон поговорила с ней начистоту.

Этот разговор надолго остался в памяти молодой жен­щины. Ментенон сказала, что в Версале все без исклю­чения знают о проделках Марин Аделаиды, она сама регулярно получала от разных людей докладные о пове­дении королевской любимицы.

Первого ребенка герцогиня Бургундская родила только в 1704 году. Несколько месяцев спустя новорож­денный умер. Родители вели себя достойно. Мать была сдержана и тиха, отец сказал, что, подобно Аврааму, предложил своего сына в качестве жертвы Богу. Король, хотя и переживал горечь утраты, но старался своих чувств не выдавать. С возрастом характер Марии Аделаиды по­степенно менялся. Череда несчастий в общественной и личной жизни сделала се менее взбалмошной и более серьезной. Когда ее отец предал французских союзни­ков, она вела себя как истинная француженка, хотя никогда не забывала и всегда любила свою родину, ко­торую покинула в двенадцатилетнем возрасте. Безразли­чие к мужу, граничившее с отвращением, переросло у иее в преданность. Особенно привязалась она к герцогу в трудный для него период сплошных неудач. Но от при­вычки к розыгрышам и шуткам Мария Аделаида не из­бавилась. Как-то она попросила мадам дс ла Врильер лечь в свою постель, затем сказала герцогу Бургундско­му, что хочет спать. Он любил ложиться спать рано, герцогиня предпочитала вести ночной образ жизни. Об­радовавшись представившейся возможности, герцог поспешно разделся и вошел в ее спальню. Не увидев жены,-он спросил: «Где вы, мадам?» «Я здесь», — ото­звалась она как будто из постели. Сбросив халат, герцог прыгнул на кровать. В этот момент, словно из-под зем­ли, выросла герцогиня: «Что все это значит? Вы всегда разыгрываете из себя такого святошу, а я нахожу вас в постели с самой красивой женщиной Франции!» Гер­цог Бургундский набросился на мадам де ла Врильер с кулаками, так что бедняжке пришлось спасаться бег­ством. Она даже нс успела надеть комнатные туфли.

Герцогиня была вполне предсказуема. Ни се добро­детели, ни ее грехи никого не удивляли. Совсем другим человеком представляется ее супруг. Наследник фран­цузского престола, так и нс надевший корону Франции из-за преждевременной кончины, до сих пор остается для историков тайной за семью печатями. Каким бы он стал королем, сложись его судьба иначе? Многие из его современников полагали, что из него получился бы слав­ный король, второй Людовик Святой. В детстве он от­личался исключительной импульсивностью и непос­лушанием и терпеть не мог, когда ему мешали. Однажды он разбил часы, пробившие время, когда ему надле­жало приступить к занятию, его тяготившему. Юный принц мог рассердиться и орать на дождь, помешав­ший ему выйти на прогулку. Он проявлял жестокость по отношению к людям и отлично умел использовать их слабые стороны. Но после того как за него взялся Фенелон, герцог Бургундский изменился коренным образом и стал как шелковый. Сам он приписывал это религии. Действительно, поворотным моментом послу­жило первое причастие. Фенелон и Бовильер воспиты­вали его как монаха, практически не давая знаний о светском обществе и правилах поведения в нем. Он не подозревал, что его мать была немкой, пока Мадам не сказала ему об этом. Окружавшие его люди с изумле­нием замечали, что герцог знает географию Франции лучше, чем версальские леса. Охота его явно не инте­ресовала. При дворе он вечно ходил грустный и недо­вольный, давая придворным понять, что смотрит на них как на заблудших овец. В Париж выезжал не ради развлечений или забавы, а чтобы посмотреть, как пре­парируют человеческий мозг или послушать лекцию в Сорбонне. На святое причастие он неизменно являлся в парадном платье Святого Духа, чем выказывал осо­бое уважение к таинству. Он знал латынь и обожал историю. Герцог Бургундский говорил аббату де Шуа- зи, что перечитывал несколько раз его историю жизни

Карла V (Французского). Когда Шуази работал над своей следующей книгой «Карл VI», герцог лукаво спросил у него, как он собирается передать тот факт, что Карл был сумасшедшим. «Монсеньор, я скажу, что он был сумасшедшим».

Когда Бургундскому исполнилось шестнадцать, гер­цогу Анжуйскому - пятнадцать, а герцогу Бсррийско- му — тринадцать, Шпангейм дал следующие характе­ристики братьям и герцогине Бургундской.