Нэнси Митфорд - Король-Солнце [The Sun King]

«Герцог Бургундский — настоящее произведение искус­ства. Слаб здоровьем. Очень веселый, но не слишком болт­лив. Любит изучать науки, языки, философию, математи­ку, историю древнего мира и современную. Обладает превосходной памятью. Никогда не увлекался играми, далее когда был ребенком. Довольно горд и внушает страх.

Герцог Анжуйский — более мягкий и тоже умный маль­чик. Людям он нравится больше Бургундского.

Герцог Беррийский очень болтлив, полон жизни и обе­щаний.

Герцогиня Бургундская. Проницательная и недоброже­лательная. Ненавидит мадам дю Люд и превращает ее жизнь в пытку. Она и Бургундский питают друг к другу полное безразличие. С мадам де Ментенон заискивает».

Письма герцога Бургундского поражают праведно­стью. Их мог бы написать какой-нибудь викторианский священнослужитель; они лишены какой бы то ни было изюминки, писательского таланта и благородства и на­поминают язык посланий его деда. Он очень не одобрял своего отца. Когда последний едва не умер, объевшись рыбой, герцог Бургундский надеялся, что Господь, вос­пользовавшись случаем, наставит отца на путь истины. Когда заболела герцогиня, он терялся в поисках ответа, что такого дурного могла она сделать, чем так сильно разгневала Всевышнего. Когда супруга поправилась, гер­цог совершил ряд благих дел. Он был человеком пре­данным, любящим и никогда не забывал Фенелона, хотя после изгнания аббата практически с ним не виделся (только раз или два по пути на фронт). Он очень любил своих братьев и боготворил свою жену. Внешность гер­цог Бургундский имел непривлекательную. Он был ма­ленького роста, с искривленной спиной, болезненный и худощавый из-за того, что слишком много постился. В то время казалось, что он вряд ли сумеет стать для Фран­ции хорошим королем. Однако Людовик XIV возлагал на внука большие надежды и даже ввел его в Совет, едва мальчик вышел из подросткового возраста.

Мадам де Монтеспан после смерти госпожи Фон- тевро в 1704 году так и нс оправилась. Она скончалась в 1707 году на водах в Бурбоне. У нее случился обморок, ей дали рвотное, и день или два спустя она тихо и без­ропотно испустила дух. Король находился в Марли и собирался на охоту; когда ему сообщили эту новость, своих чувств он никак не выдал и распорядок дня не изменил, но, застрелив оленя, спешился и пошел в одиночестве прогуляться. Когда Людовик вернулся во дворец, герцогиня Бургундская поинтересовалась, не грустит ли он. Король ответил, что мадам де Монтеспан для него умерла еще тогда, когда покинула Версаль. Гос­пожа Ментенон заперлась у себя и горько рыдала.

В 1708 году Людовик решил, что герцогу Бургундс­кому пора принять участие в военных действиях. Он бывал на фронте с Тальяром в 1702 и 1703 годах, но настоящего сражения не видел, а видел только полевые лагеря и осаду небольшого городка, вскоре сдавшегося на милость победителя. К счастью для герцога, в 1704 году он остался дома с герцогиней, ожидавшей ребен­ка, и не стат свидетелем разгрома при Бленхеймс. В том бою сын маршала был убит, а сам Тальяр взят в плен. Семь долгих лет он томился в Нотингемской тюрьме.

На войну вместе с герцогом Бургундским должны были отправиться герцог Беррийский и «шевалье Сен- Джордж», «старый претендент». С солдатской жизнью молодые люди пока были незнакомы. Их поручили опе­ке герцога Вандома, внучатого племянника Мазарини и побочного внука Генриха IV. Вандом находился в при­ятельских отношениях с дю Мэном, который всячески его поддерживал, желая тем самым придать больше зна­чимости всему клану незаконных отпрысков. Кроме тою, дю Мэн устроил его брак с самой уродливой из сестер господина Герцога. Сен-Симон сказал, что нужно быть исключительно амбициозным, чтобы жениться на мад­муазель д’Ангьен, и замечательно отважной, чтобы вый­ти замуж за герцога Вандомского. Дело в том, что гер­цог Вандомский был болен сифилисом, о чем красноречиво свидетельствовал его провалившийся нос. Внешность его оставляла желать лучшего. К пятидесяти пяти годам он выглядел как старая, толстая, грязная и больная баба. Герцог Вандомский был одним из бесчис­ленных фаворитов Людовика XIV и единственный из всех осмеливался держаться с королем свободно и дер­зко. В разгар разработки военного плана 1708 года он вдруг покинул Версаль, чтобы повеселиться у финан­систа Кроза и, несмотря на записки короля срочно вер­нуться во дворец, сделал это только, когда посчитал нужным.

Этот человек обладал несметным богатством. Его за­городная резиденция размешалась в замке Ан. Король выкупил его городской дом и построил на его месте Вандомскую площадь.

На фронте он открыто предавался обжорству, ле­ности, разврату — практически всем смертным грехам и всячески развлекал обожавших его солдат. Они заслу­жили немного радости, ибо никогда еще не терпели таких ужасных бедствий, обусловленных преимуществен­но скверным командованием и слабой организацией. Лю­довик XIV считал герцога Вандомского величайшим ге­нералом французской армии. Прирожденный лидер, генерал имел один серьезный недостаток. Он любил вры­ваться в гущу боя и бросать операцию на волю судьбы.

Набожные люди в Версале говорили, что Господь не может даровать победу столь испорченному человеку. Услышав это, герцог Вандомский заметил, что не ду­мает, что Мальборо посещает церковь чаше, чем он. Как это пи странно, но король почему-то думал, что при­сутствие герцога Бургундского будет служить сдержива­ющим фактором для распущенного старика, номиналь­но находившегося под командованием принца.

Кампания закончилась полным провалом. Герцогу Бургундскому не доставало опыта и бойцовских качеств. Он был чересчур изнежен и чувствителен, и война не доставляла ему удовольствия. Жестокость, с какой сол­даты Вандома обращались с крестьянами, насиловали их жен и дочерей, уничтожали урожай пугала его боль­ше, чем кровавые ужасы войны. Вскоре его неотступно преследовала одна-единствснная мысль — побыстрее со всем этим покончить. Приставленные к нему офицеры, в свою очередь, думали, как бы доставить его домой целым и невредимым. К сожалению, в Версале это было хорошо известно. Так что, когда Евгений и Мальборо выиграли великую битву при Удснарде и герцог Ван- дом.ский свалил вину на герцога Бургундского, генера­лу поверили. Согласно его донесениям, когда наступила ночь, а исход сражения не был решен, он предложил остаться на прежних позициях, что позволило бы утром одержать победу, но герцог Бургундский настоял на отступлении. На самом деле ответственность за то, что французская армия была разбита и бежала, целиком и полностью лежала на герцоге Вандомском. Он ослушал­ся строгого приказа из Версаля, и по словам Уинстона Черчилля «начал действия, против которых Великий Король всегда категорически возражал — послал в бой пехоту на разбитой и замкнутой пересеченной местнос­ти». Затем он ввязался в рукопашный бой, «сметая все на своем пути, как разъяренный зверь», вместо того, чтобы оставаться главнокомандующим и руководить сражением. Вернувшись с наступлением темноты в штаб-квартиру, герцог Вандомский полагал, что сумеет под­мять солдат, чтобы начать все сначала, но офицеры ему сказали, что если он желает сохранить позиции, то дол­жен выйти утром на поле один; альтернативы отступле­нию не было. «Что ж, господа, вижу вы приняли реше­ние; нам придется отступить. Вам же, монсеньор, — сказал он, уставившись налитыми кровыо глазами на герцога Бургундского, — только это, похоже, и нужно!» Такие слова, адресованные законному наследнику пре­стола, граничили с государственной изменой. Свидете­ли сцены думали, что герцог Бургундский прикажет арестовать главнокомандующего. Но наследник француз­ской короны ничего не сказал, а только погрустнел, чем снискал всеобщее презрение. Впоследствии он ска­жет Бовильеру, что рассматривал свое унижение как жертвоприношение Богу. Кто-то из офицеров предло­жил отправить трех принцев в карете в безопасное мес­то в сопровождении пяти сотен солдат, но герцог Ван­домский справедливо заметил, что это будет позором; так что молодые люди выезжали с поля боя верхом. Нан- жи в это время демонстрировал чудеса доблести, сра­жаясь в арьергарде. Герцог Вандомский поскакал прямо в Гент, где рухнул в кровать и проспал кряду тридцать часов, не потрудившись даже справиться, как обстоят дела его армии. После этого он впал в мрачную апатию, предоставив герцогу Бургундскому полную свободу дей­ствий. Молодой человек по собственной вине потерял Лилль и другие города — после долгих колебаний он всегда принимал неверное решение. Один из его офи­церов, вконец отчаявшись, не выдержал: «Не знаю, обретете ли вы Царствие на Небесах, но что касается царствия на земле, то у принца Евгения это получается лучше».