Евгений Добренко - Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

С этим можно поспорить, поскольку эти картины были, по сути, единственным материальным свидетельством сталинской гениальности и новой «правды Истории», пришедшей на смену опыту войны, который проходил в них через полную дереализацию. Этот неконтролируемый массовый травматический опыт боли, утраты, распыления и смерти, никак не встречаясь с опытом Сталина, вытеснялся, лишался какой бы то ни было репрезентации, практически не прорываясь в публичное поле. Нейтрализация и удержание его в сфере немоты составляли настоящую задачу этих картин.

Как бы то ни было, после «Падения Берлина» война стала Сталину откровенно неинтересна. Об этом красноречиво свидетельствует статистика. Если в первые послевоенные годы война занимала одно из ключевых мест в литературе, то в 1949–1952 годах три московских «толстых» журнала напечатали всего одиннадцать произведений о войне – в среднем по одному за год в каждом журнале; да и то четыре из них – «Белая береза», «Большое искусство», «Семья Рубанюк», «Большая дорога» – представляли собой вторые или третьи книги ранее печатавшихся произведений. К примеру, в «Новом мире» за 1950 год не появилось ни одного произведения о войне [244] Бочаров А. Г. Человек и война. М.: Сов. писатель, 1978. С. 15. . Зато в конце 1950‐х годов, после ХХ съезда, появляются романы Константина Симонова и «лейтенантская проза» Виктора Астафьева, Григория Бакланова, Юрия Бондарева, Василя Быкова, Константина Воробьева, прямо обращенная к опыту войны. Подобная же картина наблюдалась в кино: в 1946 году вышло девять фильмов о войне, в 1947‐м – семь, в 1949‐м – пять, в 1950‐м – три, в последующие четыре года – ни одного, до «Бессмертного гарнизона» по сценарию К. Симонова (1955 год) [245] Ханютин Ю. Предупреждение из прошлого. С. 212. . Юрий Ханютин объяснял это исчерпанностью «художественно-документального фильма»: «Кинематограф 1946–53 годов сказал про войну все, что он мог сказать в сложившихся условиях» [246] Там же. . Зато во второй половине 1950‐х – начале 1960‐х годов создается классика советского «военного кино» – «Солдаты», «Дом, в котором я живу», «Летят журавли», «Судьба человека», «Баллада о солдате», «Иваново детство», «Живые и мертвые».

Накануне первой годовщины Победы журнал «Огонек» обратился к главным героям войны – маршалам и адмиралам, руководившим крупнейшими сражениями, – с просьбой написать о самом значительном для них событии войны. Среди шестнадцати авторов были Василевский, Жуков, Чуйков, Говоров, Толбухин, Баграмян, Конев, Малиновский, Рокоссовский и др. И хотя все они написали о победных операциях, Отдел пропаганды ЦК всю подборку забраковал: «Недостаток этих материалов, – писал в докладной записке начальник Агитпропа Георгий Александров, – в том, что авторам не удалось воссоздать целостную картину важнейших этапов Отечественной войны ‹…›. Тем самым в этих статьях не раскрывается единый стратегический замысел Верховного Главнокомандования» [247] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 434. Л. 145. .

Иначе говоря, мастер-нарратив о войне должен был выглядеть таким, каким он был явлен в «художественно-документальном фильме» о войне. Он должен был раскрываться перед читателем как цепь «сталинских ударов». В мае 1946 года этого образца для мемуаров еще не существовало. Главный редактор «Огонька» Алексей Сурков был проинформирован о решении Агитпропа ЦК. Тогда же он с группой писателей занялся работой над «правильными» мемуарами фронтовиков. Материалом была взята самая победная операция – последний «сталинский удар» – штурм Берлина. Огромное, альбомного размера, почти 500-страничное подарочное издание «Штурм Берлина: Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин» на мелованной бумаге, со множеством вклеек (в том числе цветных) и иллюстраций, вышло в 1948 году в Воениздате. В книгу вошли тексты (в основном мемуарного характера) двухсот авторов.

Издание это интересно тем, что представляет якобы спонтанный мемуарный материал, но вместе с тем уже упорядоченный, «воссоздающий целостную картину». Соответственно, материал рассортирован по восьми разделам, «раскрывающим единый стратегический замысел Верховного Главнокомандования»: «На Одерских плацдармах», «Прорыв», «В предместьях и на окраинах Берлина», «Форсирование Шпрее», «В стальных клещах наших войск», «В центральных кварталах», «Взятие Рейхстага», «Капитуляция Берлина». Военная операция приобрела ту сюжетность, которой недоставало войне с ее непредсказуемостью и динамикой. При этом вошедшие в книгу тексты могли бы с легкостью быть перетасованы в любом порядке, поскольку рассказывают практически об одних и тех же событиях. Совершенно при этом не важно, на каких именно улицах в центре или в предместье, в жилом доме или в Рейхстаге они происходят. Каждый рассказ начинается с постановки задачи, воспламеняющей сердца бойцов, далее следует описание сложности ее выполнения, ожесточенного сопротивления противника, героического напора советских войск, упоминание о жертвах, а завершаются эти воспоминания рассказом о гибели или сдаче противника в плен.

Авторы сделали все для придания аутентичности вошедшим в книгу материалам (здесь в качестве вклеек можно найти рукописные советские листовки, рисунки и «документальные зарисовки» участников боев, а на форзаце воспроизведены надписи, сделанные советскими воинами на стенах Рейхстага). Но чем больше стараются авторы, тем труднее признать эти материалы подлинными. Это скорее созданные постфактум полуфабрикаты для полезной истории , сохранившие все следы литературной обработки и явной фабрикации. Во Вступлении сообщается, что

эта книга начала создаваться в первые же дни после великой победы. Авторы ее – солдаты, старшины, сержанты, офицеры и генералы. Они не ставили себе задачи воспроизвести полную картину берлинского сражения. Они писали о том, что каждый из них делал, видел, думал, чувствовал, переживал, штурмуя Берлин. Это воспоминания, записанные в дни, когда в сердцах воинов еще не остыл жар битвы, дороги как живые свидетельства тех, кто сражался за нашу Советскую Родину, как память о погибших героях, как голос победившей армии советского народа, как скромный вклад в дело создания героической летописи Великой Отечественной войны [248] Штурм Берлина: Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин. М.: Воениздат, 1948. С. 5. Далее в разделе цитаты приводятся по этому изданию с указанием в тексте страниц в скобках. .

Память о погибших, голос победивших и героическая летопись войны – непростые конструкты. Мы попытаемся понять, насколько сформулированные здесь задачи решаемы в рамках этого мегапроекта симуляции памяти . Ведь проделанный здесь опыт будет затем многократно повторен.