Сергей Полехов - Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

В результате этой акции удельных князей Гедиминовичей сменили наместники [289], которых назначал Витовт [290], руководствуясь прежде всего критерием в их личной преданности. Они должны были проводить политику подчинения русских земель литовскому центру — Витовту и правящей элите ВКЛ, о которой речь пойдет ниже. Самостоятельность таких наместников была значительно ниже, чем у удельных князей. Как и былые удельные князья, они уплачивали дань с вверенных им земель и участвовали в военных походах, но уже не могли распоряжаться земельным фондом (эта прерогатива, во всяком случае формально, находилась в руках великого князя) и не претендовали на самостоятельность во внешней политике. При участии наместников, бывших одновременно советниками господаря (об этом ниже), в историческом центре государства решались важнейшие вопросы, касающиеся регионов, не говоря уже о делах общегосударственного значения [291].

Именно в годы долгого правления Витовта (1392–1430) положение отдельных групп и слоев общества ВКЛ приобрело те черты, которые характеризовали его в последующий период. Долгое сосуществование литовских и русских земель в рамках одного государства, а также активная политика центральной власти привели к формированию общей для этих земель социальной структуры. В то же время сохранялись и многие традиции общественного устройства, восходящие к более ранним временам — до-литовскому (а иногда даже домонгольскому) периоду истории Руси и эпохе «языческой Литвы».

Верхнюю ступень в светской иерархии занимали князья, возводившие свое родословие к Рюрику и Гедимину или же к более скромным литовским и татарским титулованным особам: к примеру, литовское происхождение имели князья Гольшанские, татарское — Глинские. К началу XV в. большинство князей литовского происхождения (Гольшанские, многие Гедиминовичи) приняли православие, подверглись «культурной ассимиляции» и обрусели. Современники воспринимали их именно как русь [292], этот взгляд разделяли и сами православные князья, происходившие из литовской династии [293]. В то же время католицизм исповедовали Свидригайло Ольгердович, Сигизмунд Кейстутович, Сигизмунд Корибутович, а также князья Гедройцкие (Гедройцы) и Свирские.

Категориям титулованной знати стоит уделить особое внимание, поскольку с первых работ рубежа ХІХ–ХХ вв., застрагивавших вопросы социальной истории, одной из причин и движущих сил конфликта 30-х годов XV в. считается недовольство этой знати порядками, сложившимися в предшествующие десятилетия (М. К. Любавский, М. В. Довнар-Запольский, М. С. Грушевский, О. Халецкий, X. Ловмяньский). Наиболее законченную форму эта мысль приобрела в теории «деклассации князей» Ежи Сухоцкого, призванной объяснить их широкое участие в войне 1432–1438 гг. [294]«Деклассацию» Е. Сухоцкий датирует 1386–1432 гг. и называет следствием «ликвидации их политической роли как крупных ленников, представляющих центробежные тенденции в Литовском государстве», а ее сущность усматривает в лишении местных князей реальной власти над землями ВКЛ, а в перспективе — в использовании их политического престижа в интересах государства [295]. Недостаток этих построений состоит в том, что князья рассматриваются как единая, недифференцированная масса, объединенная титулом и принадлежностью к нескольким разросшимся родам. В литературе изучалась главным образом их генеалогия (в широком смысле — не только родственные связи, но и карьеры), в меньшей степени — землевладение и положение в ВКЛ, связи с великокняжеским двором. Большое значение имеет классификация княжеских родов московско-литовского пограничья (земель, ставших объектом войн конца XV и первых десятилетий XVI в.), проведенная М. М. Кромом. Он показал перспективность такого исследования. При этом петербургский историк находился в более выгодном положении, располагая для избранного периода обширными и достаточно систематическими материалами Литовской метрики, посольских книг Русского государства, летописей и родословных росписей [296]. Для конца же XIV и первой трети XV в. состав источников, на основе которых можно было бы попытаться подобным образом классифицировать «литовско-русских» князей, будет несколько иным. В основу такой классификации можно положить ряд признаков — происхождение (это сделал еще Ю. Вольф, впоследствии его схема подвергалась уточнениям; вместе с тем происхождение нескольких княжеских родов, в том числе очень состоятельных и влиятельных, остается невыясненным или дискуссионным), размеры владений и условия обладания ими, место в политической жизни ВКЛ.

Первую группу образуют Гедиминовичи, которые сами княжили в крупных удельных княжествах или могли на них претендовать в силу родственных связей. Судьба князей, сведенных со своих уделов Витовтом в 1392–1395 гг. [297], и их потомков сложилась по-разному. Главный соперник Витовта в борьбе за власть в этот период, Скиргайло Ольгердович, в православном крещении Иоанн, умер (вероятнее всего, в конце 1394 г.), не оставив потомства. Некоторые удельные князья какое-то время пытались вернуть себе «отчины», однако почти всегда безуспешно и в конечном счете эти попытки сошли на нет. Так, Федор и Василий Кориатовичи, изгнанные с Подолья, поступили на службу к венгерскому королю Сигизмунду Люксембургскому и получили от него владения в Венгрии и вплоть до второго десятилетия XV в. пытались реализовать свои претензии [298](в частности, в 1403 г., когда мятеж князя Западного Подолья Свидригайла дестабилизировал ситуацию в этом регионе [299]). Тем же путем пытались пойти Федор Любартович, вначале сведенный с луцкого княжения на владимирское, а затем переведенный в Новгород-Северский [300], и Свидригайло, взбунтовавшийся в Витебске. В 1397–1398 гг. они пытались найти приют и помощь у того же Сигизмунда в Венгрии, но получили отказ [301]. После этого оба вернулись к Гедиминовичам. Федор Любартович вскоре осел в русских землях Польского королевства, где его наделил землями двоюродный брат — польский король Владислав Ягайло. Правда, Федор иногда по-прежнему титуловался владимирским князем [302], но никаких попыток вернуть утраченное не предпринимал. Он получил владения в русских землях Польского королевства, но не забыл о своем владимирском княжении. Свидригайло же еще несколько раз восставал против братьев и примирялся с ними, получая те или иные владения в южнорусских землях: вероятно, таким путем его пытались изолировать от Витебска, который мог бы стать плацдармом для наступления амбициозного князя на Вильну и Троки. Лишь в 1420 г. он примирился с Ягайлом и Витовтом в обмен на Черниговское княжество, к которому впоследствии добавилось Новгород-Северское [303]. Примерно тот же путь, что и подольские Кориатовичи, проделали смоленские Рюриковичи: если в 1401 г. в Смоленске была восстановлена власть Юрия Святославича, то впоследствии Витовт сделал всё возможное, чтобы устранить его и его сына Федора от претензий (последний также стал служить Сигизмунду Люксембургскому и погиб, сражаясь с гуситами). Глеб Святославич Смоленский продолжал служить Витовту и после того как был «сведен» им со Смоленского княжения (между 1393 и 1395 гг.), и после его включения в состав Литовского государства (1395 г.).