Нэнси Митфорд - Мадам де Помпадур [Madame de Pompadour]

«Я безумно люблю Его святейшество...» Усердно изучая государственное управление, мадам де Помпадур обратила внимание еще на одно пристрастие короля, которое ей надлежало разделить. Если в начальную пору жизни с ним она интересовалась историей мадам де Монтеспан, блестящей фаворитки молодого Людовика XIV, матери его детей, то теперь ее привлекала история мадам де Ментенон, бесплодной, но невероятно могущественной жены короля в старости. Маркиза перечитала все ее биографии, какие сумела отыскать, и подписалась на новую, которая еще только составлялась. Автору посоветовали, чтобы угодить своей покровительнице, не слишком увлекаться описанием интрижек Людовика XIV с женщинами помоложе и покрасивее. Герцог де Сен- Симон умер в 1755 году, а рукопись его воспоминаний перешла в королевский архив. Маркиза велела снять для нее копии всех отрывков о мадам де Ментенон. В те времена доступ к материалам о предыдущем правлении был непрост, почти все письма и дневники прошедшей эпохи лежали неизданными, а «Газетт де Франс» представляла собой довольно жалкий листок с новостями (корреспондентом в Версале обычно выступал один из королевских музыкантов). Поэтому мы теперь знаем о XVII веке больше, чем кто-либо из людей XVIII века. Мадам Жоффрен, по общему признанию дама не слишком образованная, думала, что Генрих IV — сын Генриха III, пока не прочитала «Историю Франции» президента Эно.

Но мадам де Помпадур немного ошиблась в отношении своей предшественницы. Она видела по всему дворцу портреты с изображением уродливой старухи, знала, что мадам де Ментенон вышла замуж за Людовика XIV сорока девяти лет от роду и была слишком большой резонершей, чтобы сделаться его любовницей до брака, а потому и предположила, что короля привлекал исключительно ее ум и набожность. Вероятно, маркиза забыла принять в расчет горячую кровь Бурбонов. Но мы знаем, что когда мадам де Ментенон было семьдесят пять лет, а королю семьдесят, она призналась своему исповеднику, что крайне утомляется, предаваясь любви с королем дважды в день, и спросила, обязана ли она и впредь продолжать это. Исповедник в письме испросил совета у епископа, который, конечно, ответил, что как жена она обязана подчиняться. Впрочем, религия и общность интересов действительно служили главной связью между Людовиком XIV и его фавориткой, а именно такую связь с Людовиком XV мадам де Помпадур и мечтала укрепить. Она решила, что должна сделаться набожной, и тогда они с королем проживут почтенную и праведную старость. И опять она продемонстрировала полное непонимание римско-католической веры.

Для начала маркиза зачастила в монастырь Св. Людовика и занялась судьбой молодых женщин из бедных, но благородных семейств, обучавшихся в нем. Кроме того, она стала частой посетительницей Сен- Сира, полного величавых воспоминаний, основанного мадам де Ментенон, где та и окончила свои дни. Тут она очаровала всех монахинь, а мать настоятельница говорила о ней «эта весталка». Маркиза заказала себе красивый Часослов с иллюстрациями Буше и с изображением Башни Давидовой, удивительно напоминающей три башенки на ее собственном гербе. Призван был Лазар Дюво, снабжавший маркизу безделушками, чтобы починить ее распятие. В счетах маркизы от Дюво наряду с такими предметами, как печать в форме головы мавра, украшенной рубинами и бриллиантами, прозрачная штора из итальянской тафты, расписанной букетами и гирляндами цветов, бонбоньерка горного хрусталя, появляется чаша для святой воды из венсенского фарфора, украшенная херувимами, на подставке, затянутой черным бархатом, в золоченом обрамлении, предназначенная для столь любимого ею Его святейшества папы. Впервые в жизни она держала великий пост, поговаривала об отказе от помады, который поистине сочли бы благочестивым деянием, очень часто молилась на гробе Александрины, а в речи ее проскальзывали такие обороты, как «обретение веры», «христианская жизнь», «царство милости Божьей». Она читала священные книги, выражала желание, чтобы Вольтер перевел псалмы, каждый день ходила в церковь и сидела на скамье среди простых верующих, а не в своей почти королевской ложе на галерее, а после службы подолгу не уходила, погруженная в бесконечный молитвенный экстаз. Но самое поразительное, что она велела замуровать тайную лестницу, которая вела в комнаты короля.

Это демонстративное благочестие стало притчей во языцех при дворе. Герцог де Лавальер написал Вольтеру: «Луч благодати нас коснулся, но не до потери рассудка. Тому свидетельство — некоторые перемены. Мы перестали ходить на спектакли, на великий пост трижды в неделю не едим скоромного... те краткие минуты, которые мы можем потратить на чтение, отданы священным книгам. В остальном же мы прелестны, как всегда, и не менее влиятельны, и ведем прежнюю жизнь среди друзей, мыслью о принадлежности к коим я льщу себя».

Аббат де Берни счел уместным поговорить с маркизой, как нянюшка: «Я ей прямо сказал, что этими представлениями она не одурачит ни единой души, и что всякий скажет, что она всего лишь лицемерка, и что раз все это не по-настоящему, то ей скоро самой надоест, и что она уже выглядит достаточно глупо, а то ли будет, когда она опять все забросит — и ой это совсем не понравилось».

А притворялась ли она? Даже самые надежные свидетели, Круа и Люинь, не были в этом уверены. Де Люинь говорит, что маркиза была женщиной болезненной, а плохое здоровье нередко приводит людей к Богу. Он несколько раз повторяет, что она несомненно от души стремилась к обращению и надеялась, что если станет очень горячо молиться, то милость Божья снизойдет на нее. Де Круа был озадачен, видел все противоречия, но зная, что мадам де Помпадур по натуре честный человек, все же думал, что здесь что-то есть. Он часто говорил, что ни разу в жизни не слыхал от нее ни слова лжи. Самое правдоподобное объяснение состоит вероятно в том, что она мечтала об обращении, но была неспособна к нему. Бедняжка была очень несчастна с тех пор, как умерла ее дочь, и видела, как все вокруг находят утешение в вере. Кроме того, она думала, что это создаст между нею и королем новую, еще более прочную связь, а для этого никаких трудов было не жалко, и потому решительно взялась за дело. Конечно, не обошлось и без легкого налета легкомыслия, от которого мадам де Помпадур не могла избавиться, чем бы ни занималась.

Послали за иезуитом отцом де Саси. Маркиза объяснила ему, что желает исповедаться во всех грехах предыдущей жизни, а потом пойти к причастию. Священник отвечал, что это будет нелегко. Орден, к которому он принадлежал, еще не забыл, как совсем скоро после того, как все эти духовные утешения были дарованы Людовику XIV, родился граф Тулузский, вследствие чего королевский исповедник сделался посмешищем всего дверца. Она возразила, что между ней и королем уже нет ничего недозволенного — вот и лестница замурована, осталась одна только дружба, чистая и целомудренная. Тогда святой отец сказал, что поскольку ее скандальная связь с королем была общеизвестна, ей остается только одно — покинуть Версаль и вернуться к мужу. А иначе церковь не сможет поверить, что ее обращение к Боту искренне.