Нэнси Митфорд - Мадам де Помпадур [Madame de Pompadour]

В этот момент в комнату мадам де Помпадур вошел сам король и спросил, что думает аббат о письме Штаремберга. Берни, по его же собственному рассказу, повторил те соображения, что высказал маркизе. Король, весьма недовольный, сказал: «Все вы одинаковы, все враги королевы Венгерской» — так называли Марию-Терезию, формально отказавшуюся принять титул императрицы. Аббат возражал, что он, напротив, большой поклонник императрицы Марии-Терезии, и почтительно посоветовал королю поговорить со своими министрами. Король заметил, что это бесполезно. Весь государственный совет питал симпатию к Пруссии. Король же фактически решил заключить союз с Австрией. Он желал этого много лет, испытывал величайшее восхищение Марией-Терезией, величайшее отвращение к маркграфу Бранденбургскому, то есть, королю Фридриху II, и ему нравилась идея римско-католического альянса.

«Что ж, — сказал он Берни, — значит, нам следу-ет отослать господина де Штаремберга с пустыми любезностями, даже не выслушав его?» Аббат заверил, что не будет вреда, если король выслушает, что хочет сказать Берни. Кончилось тем, что Берни, вооруженный письменным удостоверением от короля, наделявшим его полномочиями вести переговоры, отправился к Штарембергу. Они условились на следующий день встретиться с мадам де Помпадур в Бремборионе, ее летнем домике, стоявшем внизу травянистой террасы в Бельвю.

В лихорадочном возбуждении от сознания собственной важности мадам де Помпадур выехала из Версаля. Она, Берни и посол прибыли в Бельвю разными дорогами, а добравшись до места, отпустили экипажи, слуг, и каждый в одиночку пешком отправился к условленному месту. Бремборион, крошечный домик-безделушка, предназначенный для часов ленивой болтовни, поистине прекрасно подходил для этой опереточной сцены.

Разумеется, мадам де Помпадур вообще не следовало ввязываться в это дело. Но многим ли женщинам на ее месте достало бы ума отказаться? Ведь это принесло ей столько лестных результатов! Возлюбленный, чьи серьезные занятия она мечтала разделять, доверил ей вести дело жизненной важности. Добродетельная императрица Мария-Терезия признала ее весомой фигурой в европейской дипломатии. Фридриху Великому предстояло узнать, что она не просто какая-то содержанка. Ненавистный д’Аржансон лопнет от злости, узнав о ее новой роли. Ей казалось, что она понимает положение в Европе не хуже других, и ей ни разу не пришло в голову, что они с Берни, может быть, уподобились воску в руках умного профессионального дипломата.

Голубой с золотом будуар с панелями работы Вербректа был достаточно велик, чтобы вместить троих, и здесь Штаремберг изложил предложения императрицы относительно союза: нейтралитет Австрии в случае войны с Англией; французам будет позволено занять Остенде; австрийские Нидерланды отойдут мадам инфанте в обмен на Парму; пункт о взаимной безопасности, по которому каждая из сторон обязывалась прийти на помощь другой в случае нападения третьей стороны и выставить 18 тыс. пехоты и 6 тыс. кавалерии. Огласив этот документ, содержавший примерно то, что и предполагали услышать маркиза и Берни, Штаремберг далее сообщил сведения, не ожиданные для них. Фридрих, который вот- вот должен был возобновить союзный договор с Францией, на самом деле вел секретные переговоры с Лондоном!

Маркиза успела подхватить азы политической науки, состоявшие в том, что международные отношения должны основываться на системе союзов. Если один союз расшатывался, следовало менять его на новый. Поэтому если Штаремберг сказал правду о Фридрихе, то союз с Австрией представлялся срочной необходимостью. Однако если бы она подошла к этой проблеме с той оригинальной тонкостью ума, которую она проявляла, заказывая произведения искусства или планируя свои парки, причем всегда избегала очевидных решений в поисках единственно правильных, возможно, она нашла бы другой выход. Может быть, самым мудрым курсом политики Франции было бы одиночество, неучастие в европейских союзах. Фридрих с австрийской императрицей были погружены в собственную ссору, и Франция, заключив союз с кем-то из них, непременно втянулась бы в драку, в то время как ни та, ни другая сторона нисколько не намеревались нападать на Францию. Но мадам де Помпадур этого не увидела, как и многие другие политики, и надо сказать, что аргументы «за» и «против» в этом деле с тех пор служат предметом споров.

Мадам де Помпадур и Берни поспешили вернуться в Версаль, чтобы посоветоваться с королем. Он отнесся к проблеме спокойнее, чем они, и поступил довольно разумно. Он написал дружественный, но ни к чему не обязывающий ответ Марии-Терезии и отправил герцога де Нивернэ со специальной миссией в Берлин, чтобы под видом возобновления союзного договора с Фридрихом разведать, какие там царят настроения.

Фридрих, одна сторона причудливой натуры которого всегда восхищалась всем французским, как и ожидалось, поддался обаянию де Нивернэ. Да и нельзя было выбрать лучшего посла, ведь герцог был не просто богатый и могущественный красавец, но и литератор, член Французской академии. К несчастью, пока Фридрих наслаждался обществом этого неотразимого вельможи, английские газеты испортили все удовольствие, опубликовав подписанный в начале 1756 года Вестминстерский договор. Согласно договору англичане с пруссаками брались совместно отражать любое иностранное вторжение в Германию, и таким образом, этот договор по сути дела представлял собой пакт между двумя германскими владетелями — прусским королем и ганноверским курфюрстом. Довольно странно, что Фридрих выбрал тот самый момент, когда ему предстояло возобновить свой союз с Францией, чтобы подписать соглашение с ее врагом. Когда де Нивернэ спросил его, что это за новый поворот событий, Фридрих был страшно смущен, но сказал, что договор чисто оборонительный и что он по-прежнему готов подписать союз с Францией. В ответ герцог собрался и уехал домой. Однако Фридрих, казалось, все еще полагал, что сможет, когда пожелает, совместить несовместимое. Он и его брат Генрих писали маркизе нежные послания, просили прислать копии ее портрета кисти де Латура, выставленного в Лувре. «Льстите ей изо всех сил», — приказал Фридрих своему послу, и несчастный немец регулярно являлся льстить маркизе. Он страшно утомлял ее, и наконец она отказала ему в приеме, сославшись на религиозные обязанности.

Австрийцы распустили в Версале слух, что Англия старается вступить в альянс с Марией-Терезией. Король счел это дело настолько серьезным, что более не мог продолжать переговоры силами двух дипломатов-любителей, священника и дамы. Он привел Берни в государственный совет и велел ему информировать министров о тех сношениях, которые установились между ним и императрицей. И как ни отвратительна им была мысль о союзе с традиционным врагом, министры согласились с королем и Берни, что это единственно приемлемый курс, если Франция не хочет оказаться в полной изоляции. Они единодушно одобрили новый политический курс, получивший название «ниспровержения альянсов». 1 мая 1756 года между Францией и Австрией был подписан первый Версальский договор — кстати, вовсе не в Версале, а в Жуи-ан-Жоза, в доме господина Руйе, никуда не годного престарелого министра иностранных дел.