Нэнси Митфорд - Мадам де Помпадур [Madame de Pompadour]

И все же в следующем году мир был подписан. Он разделил Европу на два союзных лагеря: с одной стороны, Австрийская империя, Россия, Англия, Голландия и Сардиния, с другой — Франция, Испания, Королевство обеих Сицилий, Пруссия и Швеция. Поскольку нападение одной из этих сторон на другую явно было бы неразумной авантюрой, можно было ожидать, что надолго установится мир, если бы не возник новый фактор. Политики не брали в расчет Америку и Азию. Англичане, твердо намеренные заполучить на этих континентах самые обширные владения, были крайне заинтересованы в том, чтобы их единственные соперники, французы, увязли поглубже в европейских делах и не мешали им строить Британскую империю.

Англичане с французами уже вели необъявленную войну на море, в Индии и в Канаде. В июне 1755 года три французских корабля — «Алкид», «Лилия» и «Королевский дофин» — в тумане отстали от флотилии, направлявшейся в Квебек, и наскочили в Атлантике на английскую флотилию, тоже шедшую по своим делам. Английские пушки немедленно открыли огонь, а капитан «Алкида», торгового судна, оснащенного пушками, которое уже несколько месяцев находилось в плавании, решил, что пока они не были дома, началась война. Он взял свой рупор и прокричал капитану «Дюнкерка»: «У нас мир или война?» На что этот морской волк громогласно ответил: «Мир, мир!» — и, не потрудившись понизить голос, добавил: «Пли!» Военное судно «Королевский дофин» сумело уйти, но два других корабля были захвачены англичанами.

Эта новость достигла Франции, когда двор находился в Компьени. Царедворцы воображали, что все обойдется и что Лондон возместит содеянное, вернув «Лилию» и «Алкида», но Людовик XV не питал столь радужных надежд. Он немедленно приказал прекратить все работы на строительстве королевских резиденций и отменил все обычные поездки двора до конца года. Маршал де Мирепуа, французский посол в Лондоне, понял, насколько серьезно обстоит дело, и поспешил покинуть Англию. Он любил эту страну и был страшно угнетен случившимся. На прощание он подарил всем своим английским друзьям по бутылке вина. И лорд Албемарл, долгие годы бывший послом Англии в Версале, любил Францию, так что, быть может, к лучшему, что он как раз в это время умер от апоплексического удара пятидесяти двух лет от роду — как говорили французы, милорд Албемарл не отказывал себе в удовольствиях. Он был мал ростом и тучен, настоящий голландец, а его жена, хоть и урожденная графиня Леннокс, казалась еще большей голландкой, чем сам лорд. У Албемарла была любовница-француженка по имени Лолотт. «Не расхваливайте звезды, Лолотт, вы же прекрасно знаете, что я не могу их вам подарить». Он был близким другом короля и мадам де Помпадур, которая посылала ему фарфоровые цветы и другие маленькие подарки. Как часто дипломатическая дружба кончается горьким разочарованием! Между интеллектуалами и аристократами обеих стран царили превосходные отношения, французские философы любили британские государственные институты, даже если не всегда их понимали, и даже восхищались ими, а образованные англичане, наделенные вкусом, половину удовольствия в жизни извлекали из французской цивилизации и культуры. Война не имела никакого отношения к взаимным чувствам двух стран, она была следствием столкновения интересов, к несчастью неизбежного в сложившейся обстановке.

Любопытно отметить, что судя по тогдашним мемуарам, французы, размышляя о войне с Британией, не предусматривали военных действий на море, и постоянно обращались мыслью к наступлению на Ганновер — наследственное владение английских королей Ганноверской династии. Впрочем, Людовик от души стремился этого избежать. Несколько месяцев тянулись переговоры, а пока оба флота ввязывались в стычки, где бы ни встретились. Наконец в мае 1756 года англичане выступили с заявлением: «Мы объявляем войну Франции, которая столь бесчестно начала ее».

А тем временем австрийский посол при версальском дворе Штаремберг получил от своей императрицы инструкцию выяснить взгляды принца де Конти и разузнать, не пойдет ли теперь Людовик XV на союз с ней. Штаремберг сообщил, что принц де Конти потерял большую часть своего влияния на короля, так как настоящим личным секретарем короля стала теперь мадам де Помпадур, и в интересах дела лучше бы обратиться к ней. В Версале существовало правило, согласно которому ни один посол не мог видеться с королем наедине, а поэтому следовало искать посредника. Никто из министров не годился, так как Штаремберг знал, что они настроены в пользу Пруссии и будут категорически против его предложений.

Тут снова на сцене появился аббат де Берни. Давно забылись те времена, когда самой дерзкой его мечтой была мансарда в Тюильри. В 1752 году его при содействии маркизы назначили послом в Венецию, а в 1755 году перевели в Мадрид. В промежутке между назначениями он погостил в Версале и нашел мадам де Помпадур очень занятой государственными делами. Она показала ему несколько меморандумов, адресованных ею королю, который всегда предпочитал, чтобы любое серьезное дело ему представляли в письменном виде, а не устно. Берни с удивлением обнаружил, что соображения маркизы на редкость хорошо изложены и толковы, и настоятельно советовал ей продолжать.

Аббат спросил также, неужели она не может помириться с д’Аржансоном? Она ответила, что нет, это невозможно, им никогда не сработаться, даже если она сумеет забыть все предательства и оскорбления за многие годы, потому что между ними нет доверия. Эта была крупнейшая ошибка за всю ее карьеру. Возможно, у д’Аржансона был не самый приятный характер, но он был опытным и талантливым профессиональным политиком. А из-за того, что мадам де Помпадур не сумела с ним поладить, судьба Франции в этот критический момент попала в руки «Бабетты-цветочницы».

В начале сентября 1755 года маркиза прислала Берни записку с просьбой посетить ее по важному делу. Маленький аббат примчался на зов рысцой и потом говорил, что ему бы в жизни не догадаться, зачем его позвали. Маркиза показала ему письмо Штаремберга с просьбой о беседе с ней: посол хотел представить ей секретные предложения австрийской императрицы Марии-Терезии. Кроме того, он просил, чтобы король отрядил кого-нибудь из министров присутствовать при этой беседе, чтобы доложить Его величеству эти предложения и передать его ответ. И хотя Берни с самого начала держался так, как будто от души одобряет союз с Австрией (да он и был одним из главных его устроителей), однако в своих мемуарах он пишет, что, прочитав это письмо, он испытал внезапное озарение. И разумеется, продолжает он, все, что он предвидел, осуществилось в точности, а именно: если король вдруг переменит фронт, все политическое равновесие Европы пойдет прахом (так и вышло); первым результатом этого станет война с Пруссией (она не замедлила начаться); эта война будет крайне непопулярна во Франции, у короля нет генералов, способных вести ее, а финансы не выдержат войны одновременно и на континенте и в колониях (и это была печальная истина).