Леонид Алексеев - Полоцкая земля (очерки истории Северной Белоруссии в IX–XIII вв.)

В Витебске, стоящем на скрещивании торговых путей, где издавна западноевропейская речь смешивалась с норманно-греческой, в демократической части города возникла церковь Благовещения, причудливо сочетавшая идеи византийского крестовокупольного храма с некоторыми западноевропейскими чертами. В другом княжеском центре — Минске заложен совершенно своеобразный памятник, свидетельствующий, по-видимому, о «доморощенности» его зодчих. Непропорционально мощные фундаменты при его общей величине возможно также свидетельствовали о стремлении мастеров вытянуть объем вверх и больше приспособить тем самым храм к местным вкусам [819]. Особенно четко это явление сказалось в самом Полоцке. Утверждение здесь епископской кафедры потребовало возведения нового епископского собора — усыпальницы. К юго-востоку от города, в Бельчицах, был выстроен собор отнюдь не византийских форм: три притвора и абсиды сдерживали распор сводов повышенного верха; ступенчатое нарастание объемов сближало памятник с привычными формами деревянного зодчества. Замкнутый круг трехпритворных храмов, к которому принадлежал памятник, возник первоначально в Переяславле Русском и в Киеве в конце XI — начале XII в. и получил распространение во второй половине XII — начале XIII в. в лесной полосе Руси. Здесь, вдали от Византии, в стране традиций шатрового зодчества, корнями уходящего в многовековую историю язычества (вспышки которого еще долго давали себя знать), по-видимому, охотнее прививались высотные формы древнерусских церквей, приближающиеся к шатровым покрытиям.

Это был, вероятно, один из первых опытов новых форм в лесной полосе Руси. Итак, идеи переработки византийской схемы для максимального приближения ее к национальным архитектурным вкусам — первое, что овладело умами древнерусских и полоцких зодчих, как только строительство храмов перешло от византийцев к ним.

В 20–30-х годах XII в. полоцкая архитектура вступила в последний период своего развития. Если на втором этапе зодчими древней Руси владела общенациональная идея «обрусения» византийской схемы, то теперь, с усилением феодальной раздробленности, в ряде периферийных княжеств начинают появляться свои школы мастеров. Интенсивное монастырское строительство этого времени в Полоцке связывается с деятельностью каменщиков, возглавляемых одаренным местным зодчим — Иоанном. Поиски новых оригинальных конструкций с той же целью приближения облика храма к русским вкусам от здания к зданию ведут Иоанна к высшему его достижению — церкви Евфросиньи. Идея высотного верха возникла у него при возведении малой Пятницкой церкви, однако для серьезного разрешения задачи бесстолпная капелла не годилась, и общий план здания выработан Иоанном уже в Борисоглебском храме. Массивный постамент под барабаном в Евфросиньевской церкви заставил зодчего снова твердо и упорно искать. Были усилены столбы и стены, лопатки получили полуколонии, а пониженный нартекс, уравновешенный повышенной абсидой, обеспечил пирамидальную высотную композицию.

Любопытно, в заключение отметить, что поиски высотной композиции при помощи контрфорсов-притворов в дальнейшем себя не оправдали. Как показал H. Н. Воронин, через несколько столетий большая часть трехпритворных храмов рухнула (нижегородский, суздальский, оба полоцких и др.). И лишь решение, найденное полоцким зодчим в церкви Евфросиньи, оказалось правильным: храм стоит в абсолютно полной сохранности и по сей день. Искусство полоцких зодчих, мы видели, пользовалось популярностью и в соседних землях.

Искусство древних живописцев еще недавно могло было быть изучено с большой полнотой. Теперь же, с исчезновением последних бельчицких построек и витебского Благовещения, лишь церковь Евфросиньи Полоцкой еще хранит под позднейшими записями древнейшие драгоценные для нас изображения очень высокого класса (рис. 60) [820].

Первой была расписана полоцкая София, остатки фресок которой напоминают древнейшие росписи одновременных ей Софии киевской, Туровского евангелия и других памятников XI в. [821]

Широко был расписан фресками и интерьер ныне несуществующих уже бельчицких церквей [822]. В Борисоглебской, например, наиболее интересное изображение находилось на второй с востока лопатке и представляло фигуру святого в розово-желтом одеянии с зеленоватым оттенком мягко трактованных складок одежды. Это, вероятно, ктитор храма, так как в руках он держал его маленькую модель. Если ктитором Борисоглебской церкви считать князя Бориса Всеславича, то с ее разрушением, следовательно, мы потеряли его портрет. Общий тон фигуры напомнил Н. Щекотихину, с одной стороны, фрески церкви св. Параскевы Пятницы в Бельчицах, с другой, — святителей правого придела киевской Софии или росписи новгородской Чередицы [823].

Пятницкая церковь Бельчиц имела большее количество изображений, и сохранность их была лучшей. У входа в жертвенник виднелись следы большой композиции распятия, на северо-восточном столбе изображение святого Николая. По характеру лилово-синего фона и темно-зеленой краски последнее напоминало фреску апсиды полоцкой Софии [824].

Н. Щекотихин отмечал большое своеобразие фресок бельчицких церквей, проявляющееся не только в композиционном плане (размещение на одной северной стене Распятия, Сретения и других образов, что в киевских церквах не встречается), но и в манере рисунка (преобладание в нем не мозаичности, характерной для Киева, а живописной манеры, сближающей его с новгородской Чередицей), и заключал, что Полоцк был посредником между Киевом и Новгородом [825].

Фресковая роспись покрывала внутренние стены упоминавшегося большого трехпритворного храма-усыпальницы Спаоо-Евфроеиньевского монастыря (неопубликованные раскопки М. К. Каргера).

Сохранялась ли древняя живопись под штукатуркой стен витебского Благовещения, сведений у нас нет. Возможно, что разрушение памятника закрыло навсегда еще ряд интереснейших страниц древнерусского искусства.

В заключение отметим, что церковная живопись (другой мы не знаем) была распространена в Полотчине, по-видимому, повсеместно. Беглые замечания видевших ее специалистов показывают, что корни этого искусства уходили в искусство Киева, а не Новгорода и Пскова, с которыми Полоцк, действительно, был связан значительно менее (см. выше). Насколько это справедливо и в чем проявились черты своеобразия полоцкой живописи XII в., вероятно, покажет раскрытие фресок существующей еще Спасо-Евфросиньевской церкви [826]. Впрочем, отсутствие параллельных памятников вряд ли позволит решить эти вопросы со всей определенностью.