Леонид Алексеев - Полоцкая земля (очерки истории Северной Белоруссии в IX–XIII вв.)

В Полоцке, по-видимому, давно уже присматривались к политическим распрям Ярославичей. Еще в 1073 г. закулисные переговоры Изяслава с Всеславом вынудили первого покинуть пределы Русской земли, куда он смог возвратиться только после смерти одного из братьев — Святослава (1076 г.).

Исследователями не отмечено участие полоцких князей в борьбе Изяславичей со Всеволодом и Мономахом. Действительно, на это нет прямых указаний летописца. Но если вспомнить случайно сохранившееся свидетельство о тайных матримониальных переговорах Всеслава с Изяславом 1073 г., так испугавших остальных Ярославичей, и сопоставить их с женитьбой Глеба Всеславича на дочери Ярополка, то станет очевидным, что в конце XI в. Полоцкое княжество не только не прекращает своей борьбы с Ярославичами, но и активно вмешивается в политическую жизнь остальной Руси, завязывает связи с одними князьями против других и т. д. Первоначально полоцкий князь принимает сторону партии Изяслава и его сыновей, оппозиционной Всеволоду Ярославину и Мономаху. Это включение Полоцкой земли в общерусскую политику XII в. ведет в конце концов к политической зависимости полоцких князей от различных южно-русских политических партий.

Летописных сообщений, касающихся собственно Полоцкой земли в начале XII в., немного, они случайны и редко подробны. Кроме некрологической записи о смерти Всеслава (1101 г.), где сообщается день и час его смерти, встречаются отдельные разрозненные сведения об участии Давида Всеславича в походах на половцев (1103 г.), на Глеба Минского (1104 г.), о возведении епископа Мины на полоцкую епископию (1105 г.), о победе земгальских племен над коалицией Всеславичей (1106 г.), о постройке Глебом трапезной в Печерском монастыре (1108 г.) [932]и т. д. Для максимально полной картины политического положения Полоцкой земли в начале XII в. необходимо выяснить запутанную генеалогию полоцких князей, и по их взаимному старшинству определить значение каждого из уделов, который они получили.

Летопись сообщает следующие имена сыновей Всеслава — Давид (1103, 1104, 1128 гг., в последний раз упомянут как полоцкий князь), Борис (1102 г. — сведения В. Н. Татищева, 1128 г. — упомянут как полоцкий князь), Глеб (1104, 1108, 1116, 1117, 1169 гг. — везде упомянут как минский князь), Роман (ум. 1116 г.) [933]. Известны имена еще двух князей — Святослава и Ростислава. Старшими сыновьями Всеслава были, вероятно, Давид, Борис и Глеб, именно их упоминает Даниил Мних, ехавший в Иерусалим [934]. Полоцкого князя Давида свергают полочане в 1128 г. Тогда же они сажают на стол Рогволода, однако в 1128 г. умирает полоцкий князь не Рогволод, а Борис. Очевидно, летописец, сообщая о смерти, назвал крестное имя Рогволода — Борис. Густынская летопись к тому же прямо указывает: «Рогволод или Борис» [935]. Борис был, очевидно, вторым по старшинству; третьим — Глеб.

Какие же уделы получили сыновья Всеслава после смерти отца? Летопись прямо указывает, что минским уделом владел Глеб Всеславич. Мы установили, что полоцкий удел получил Давид. Фамильный удел Бориса Всеславича определяется по княжению его сына и внука. Под 1059 г. в летописи сообщается, что его сын Рогволод бежит из заточения в Минске и направляется в Друцк, где его принимают как своего князя [936]. Сюда же он бежит в 1162 г., бросив полоцкое княжение, после поражения под Городцом («а Полотьску не смъ ити зане множество погѣбе Полотчан» [937]). Здесь, в 1171 г., он же заказывает и знаменитую надпись на камне (так называемый Рогволодов камень) [938]. В Друцке же княжит его сын Глеб Рогволодич (1180 г.) [939]. Таким образом, по княжению сына и внука можно определить, что и Борис уже владел Друцком, вероятно, получив его по смерти отца в 1101 г. Кому достался Витебский удел — остается неизвестным, Относительное старшинство сыновей Всеслава показывает, что после Полоцкого удела наиболее крупным был Друцкий, затем, по-видимому, Минский, Витебский и остальные.

Распределение земель-волостей Полоцкой земли между сыновьями умершего Всеслава не могло не привести к их взаимной борьбе за перераспределение феодальной ренты. Так и случилось. Не чувствуя в себе достаточно сил, чтобы бороться с подвластными ему братьями, полоцкий князь Давид Всеславич уже через два года после смерти отца вошел в коалицию южнорусских князей, с которыми участвовал в походе на половцев (1103 г.). Он же, в союзе с Олегом Святославичем и другими князьями южнорусских земель, нападает на своего брата Глеба Всеславича, вероятно, сильно укрепившегося (1104 г.), коалиция победить Глеба не смогла. Под следующим годом (1105 г.) мы читаем впервые о появлении полоцкого епископа. Близость ic южнорусскими князьями позволила Давиду поставить вопрос о специально полоцкой епископской кафедре. Как видим, в Полоцкой земле постепенно стабилизировалась постоянная ориентация ее князей той или иной линии, на соответствующую линию южнорусских князей. Друцкие князья (Борисовичи) опирались на Мономаха и мономаховичей, минский Глеб и его сыновья — сначала на Изяславичей, а потом, в середине века, на Ольговичей. Особо показательным является пример Глеба Минского.

Удивляет необычайная враждебность Мономаха к этому сравнительно маленькому князю, проявившаяся, как известно, в первое пятилетие правления Мономаха в Киеве и почти немедленно трагически кончившаяся отнятием у него минского княжения (1118 г.), насильственным выселением его в Киев, где он через год (1119 г.) от неизвестных причин умер. Дело, очевидно, не в том, что он об этом «не каяшеться» (как пишет летописец). Не был ли Глеб сам активным членом антимономаховской партии, с главой которой, Святополком Изяславичем, его связывали родственные связи через жену?

Сопоставим действия Святополка и Глеба Минского по летописи. Как известно, Киево-Печерский монастырь был в оппозиции к Мономаху и пользовался благосклонностью враждебной ему партии. Если Святополк принимал участие в Печерцах, перед походами испрашивал благословения» их игумена, приезжал молиться у гроба Феодосия и по ходатайству монастыря приказывал митрополиту записать его имя в синодик [940]и т. д., а его брат Ярополк (отец жены Глеба) в свое время, как мы знаем, отказывал печерцам «всю жизнь свою» и даже самое ценное в феодальное время — землю («Небльскую волость, Деревскую и около Киева»), то Глеб, не уступая им, жертвует в монастырь 600 гривен серебра и 50 гривен золота, отстраивает для братии трапезную (1108 г.), а его вдова оставляет монастырю «все и до поя» [941].

Близкие связи Глеба Минского с Изяславичами подтверждает, по-видимому, и княжеский знак кистеня, найденного В. Р. Тарасенко в слое начала XII в. древнего Минска [942]. Его не следует сопоставлять со знаком из Гродно, на который он не похож (как делал автор раскопок). Он близок по форме знаков двузубцам Рюриковичей, отличительной чертой которых является значок над двузубцем в виде луны или креста. Б. А. Рыбаков установил, что все эти знаки принадлежат одной линии князей — Изяславичам, причем Изяслав Ярославич имел сложный двузубец с лунообразным значком наверху, а его сыновья заменили последний либо крестиком с закругленным концом (Ярополк), либо чистым крестом (Святополк) [943]. Знак Глеба Минского — двузубец с крестиком наверху, очевидно, и был заимствован этим князем у своих могущественных созников — родственников жены.