Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Текст Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописей под 6774 г. и Новгородской Четвертой под 6779 г. близок к тексту Повести о Довмонте в редакции Псковских Первой и Третьей летописей, причем статья Новгородской Четвертой под 6774 г. немного сокращена [280]. Запись под 6776 г. в Новгородской Четвертой и Софийской Первой повторяет чтение Новгородской Первой летописи, но в варианте Софийской Первой окончание статьи близко к Псковским Первой и Третьей [281]. Отрывки из Повести о Довмонте в Новгородской Четвертой, помещенные под 6780 и 6807 гг., в отдельных чтениях восходят как к Псковским Первой и Третьей летописям, так и к Псковской Второй; кроме того, статья под 6807 г. несколько более информативна, нежели псковские летописи [282]. И наконец, текст Софийской Первой в части за 6779, 6780 и 6807 гг. соответствует почти дословно варианту Псковской Второй летописи [283].

Итак, учитывая, что записи Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописей, содержащие кусочки из Повести о Довмонте, не могут быть возведены к какой-либо одной из редакций псковских летописей и что они в некоторых случаях содержат лишние чтения по сравнению с Псковскими Первой, Второй и Третьей летописями, мы можем сделать вывод, что, вероятнее всего, в новгородско-софийских летописях отразился не какой-то из реально дошедших до нас псковских летописных вариантов Повести, а более ранний.

Намного сложнее, нежели с Повестью о Довмонте, обстоит дело с другим источником, который мог быть включен в летописный свод Пскова середины XIV в. — хронографическим введением, содержащимся в начальной части списков Псковских Первой и Третьей летописей. С полной уверенностью определить время его использования в псковском летописании вряд ли возможно, так как достаточно аргументированных доказательств для этого не обнаруживаем. Видимо, это обстоятельство повлияло на то, что практически никто из исследователей летописного дела во Пскове не обращался к вопросу о времени привлечения хронографического материала в псковском летописании.

Прежде всего отметим один важный момент: хронографическое введение к Псковским Первой и Третьей летописям не может быть возведено к какому-либо из известных на Руси хронографов. Тем не менее обнаруживаются текстовые аналогии между Псковскими Первой и Третьей летописями и тверским летописанием, отраженном в Рогожском летописце и Тверском сборнике. Данные параллели сравнительно недавно были рассмотрены Г.-Ю. Грабмюллером. Немецкий ученый пришел к выводу, что псковский и тверской летописные источники отразили неизвестное хронографическое сочинение, причем независимо друг от друга [284].

На самом деле Псковские Первая и Третья летописи и Тверской сборник практически дословно совпадают в кратких описаниях сюжетов из библейской, византийской и древнерусской историй: о сотворении мира от Адама до рождества Христа, о пророках, от воскресения Иисуса до первого собора, о смерти императора Константина, от первого до седьмого собора, от седьмого собора до перевода богослужебных книг на славянский язык, а также в расчете лет «купно» от Адама до Ярослава, от Олега до крещения Руси [285]. В то же время в Тверском сборнике более подробно рассказывается о рождении и жизни Христа, об обстоятельствах проведения церковных соборов [286]. В Псковских же Первой и Третьей летописях опущены повествования об Антонии, Цезаре и Клеопатре, о римских и византийских императорах. Кроме того, ряд хронологических выкладок в текстах псковских летописей и Тверском сборнике не соответствует друг другу. Помимо прочего, если в Псковских Первой и Третьей летописях после расчета лет «до крещения Рускои земли» начинаются летописные статьи, то в Тверском сборнике находим перечень русских князей от Ярослава до Василия III Ивановича с указанием времени их правления, «ино родословие техъ же князеи» от Игоря до сыновей Василия III, список киевских князей, доведенный до Ростислава Мстиславича, новгородских князей — до Мстислава Изяславича и, наконец, под заголовком «Сице славятся Русьстии князи» перечисление от Рюрика до сыновей Василия III [287]. Всего этого не обнаруживаем в псковских летописях. В их тексте находим хронологическую сеть в виде от> дельных кусочков под 6497, 6732, 6738, 6747 (6748 — в Псковской Третьей), 6749 гг. от Адама до 6776 г. [288]

Итак, состав хронографического материала в Псковских Первой и Третьей летописях и Тверском сборнике склоняет нас к выводу о его использовании в псковском и тверском летописании независимо друг от друга. Касательно истории возникновения летописного дела в Пскове нас должно интересовать, когда неизвестное нам хронографическое сочинение было привлечено в псковское летописание. На этот вопрос мы не можем ответить однозначно.

С одной стороны, кажется, что хронограф мог быть использован сравнительно поздно, в XV–XVI вв. Возможными доказательствами этого могут служить следующие факты: а) в Псковской Второй летописи хронографическое введение отсутствует, то есть в своде 1464 г. — протографическом для всех ветвей псковского летописания — его не было, следовательно, оно было привлечено позднее, в свод 1481 г., послуживший основой для Псковских Первой и Третьей летописей; б) в Тверском сборнике хронологический перечень князей доведен до сыновей Василия III, то есть до начала второй трети XVI в.; в) вероятно, в общем источнике тверских летописей — своде 1375 г. — хронографическое введение отсутствовало, так как его не находим в Рогожском летописце в том виде, в каком оно сохранено в Тверском сборнике, поскольку в Рогожском летописце хронографическое введение взято из краткой Новгородско-Софийской выборки (вряд ли при редактировании Рогожского летописца один хронографический материал был заменен на другой); по тем же причинам не содержалось хронографического введения и в протографе Тверского сборника и Рогожского летописца, испытавшем влияние митрополичьего свода начала XV в.; во второй половине XV в., когда перерабатывался текст, послуживший основой Тверского сборника [289], включение хронографической части было также сомнительным, поскольку такая переработка, видимо, затронула лишь «Предисловие летописца княжения Тферскаго благоверных князей Тферьскых»; в таком случае хронографическое введение могло появиться в Тверском сборнике только в начале второй трети XVI в.; значит, хронограф, использованный тверским сводчиком, в Твери до XVI в. был неизвестен, то есть он мог быть сравнительно позднего происхождения.

Все эти доказательства должны приниматься во внимание. Но с другой стороны, они не исключают возможности того, что хронографический материал был привлечен псковским сводчиком и в XIV в. Во-первых, сам факт того, что какой-то хронографический материал появился в Твери в XVI в., не означает, что хронограф похожего состава не был известен во Пскове в более раннее время. Во-вторых, перечень князей, доведенный в Тверском сборнике до сыновей Василия III, скорее всего, принадлежал тверскому автору, работавшему как раз около 1534 г., тем более что совпадения хронографического материала в Тверском сборнике и Псковских Первой и Третьей летописях доходили лишь до сведений о крещении Руси. В-третьих, отсутствие хронографического введения в Псковской Второй может быть объяснено тем, что в этой летописи оно было исключено, как и многие другие материалы (Псковская Вторая по сравнению с Псковскими Первой и Третьей весьма лаконична в начальной части), но содержалось в псковских сводах и 1464 г., и более раннего времени.