Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Таким образом, целый ряд аргументов склоняет нас к предположению о том, что хронографический материал был использован при составлении псковского свода XIV в. Такую мысль заставляет принять и еще одно обстоятельство. Хронологические выкладки, содержащиеся в Псковских Первой и Третьей летописях, безусловно, продолжали хронографическое введение и были сделаны под его влиянием. Как мы уже выяснили выше, хронологическая сеть была непосредственно связана с южнорусским летописным источником, использованным при создании псковского свода XIV в. В этом случае гипотеза о включении хронографического материала в предполагаемый нами свод 1352 г. более приемлема, нежели точка зрения о его использовании во Пскове в XV–XVI вв.

Каким же был состав и первоначальный вид древнейшего псковского летописного свода, условно называемого нами сводом 1352 г.? Полагаем, что летописный свод, составленный во Пскове около 1352 г., соединил в себе целый ряд летописных и нелетописных источников как местного, так и непсковского происхождения. Начинался свод таким литературным памятником, как Повесть о Довмонте. Именно красочное и живое жизнеописание знаменитого псковского князя, который «много бо дие пострада за домъ святыа Троица и за моужеи за псковичь стояниемъ домоу Святыа Троица», позволяющее автору свода напомнить о времени, когда зарождались величие и могущество Пскова, как нельзя кстати подходило в качестве пролога для первого самостоятельного литературно-исторического сочинения средневекового Пскова. Стремясь еще больше подчеркнуть значимость Псковской земли и ее истории, автор свода, видимо, после своеобразного житийного введения решил рассмотреть генезис и развитие самостоятельной государственности Пскова в контексте общерусской и даже всемирной истории. Для этого, как мы полагаем, вслед за Житием Довмонта был помещен текст хронографического содержания. В.С. Иконников ошибочно считал, что здесь мы имеем дело с выдержками из «Летописца вскоре» патриарха Никифора [290], хотя для такого сопоставления нет никаких текстологических параллелей. Скорее всего, в случае с псковским летописанием обнаруживается заимствование или прямое отображение какой-то малой византийской хроники-компендиума, которые имели широкое распространение не только в Византии, но и в соседних странах [291]. Данные хронографические сочинения бытовали в Древней Руси уже в XI–XII вв. и даже могли служить древнерусским книжникам в качестве образца при составлении самостоятельных выборок «сумм лет» [292]. Не являются в этом отношении исключением и псковские летописные памятники, упоминающие древние «грунографи» [293]. Произведя расчет лет «купно же от Адама до Михаила царя», автор псковского свода очень кратко, по аналогии с данной хронологической выкладкой, перечислил первых русских князей от Олега до Ярослава с указанием продолжительности их правления, после чего составил хронологическую сеть, отразившую важные, на его взгляд, события общерусской истории. Это, как отмечал В.С. Иконников, должно было «установить хронологию для начальной части летописи, местные известия которой представляют лишь отрывочный вид» [294].

Расчет лет производился псковским автором, имевшим под рукой южнорусскую летопись, следы которой в псковском летописании достаточно отчетливо прослеживаются на пространстве статей за 20–50-е гг. XIII в. Однако из нее не были взяты известия X–XII вв., так как это не входило в задачу псковского сводчика, для которого на первом плане стояла цель дать обзор истории именно Пскова, а общерусские события должны были служить как бы своеобразным фоном, что позволяло связать органически историю Псковской земли с жизнью других древнерусских земель. Такая мысль находит подтверждение в содержании псковских летописей за XIII — первую половину XIV в., где известия о событиях местного значения преобладают над сведениями о произошедшем в других регионах Древней Руси. Относительно характера собственно псковских летописных записей находим некоторые суждения у исследователей.

В.С. Иконников указывал, что составитель свода пользовался «официальными записями, представлявшими отчеты о ходе военных действий и условиях мира», а также «другими описаниями» [295]. Что представляли из себя последние, ученый не объяснял, но, судя по тому, что на промежутке 1370–1404 гг. он обнаружил «церковный источник», можно, наверное, полагать присутствие такового и в статьях более раннего времени.

Намного более сложную картину нарисовал Г.-Ю. Грабмюллер. В реконструированном им своде XIV в. автор выделяет два «пласта» — «повествовательный» и «летописный» («Erzahlschicht» и «Chronikschicht») [296]. По мнению Г.-Ю. Грабмюллера, первый из них охватывает середину — вторую половину XIII в., на каковом пространстве псковские летописи раскрывают историю Пскова в контексте событий на всем Северо-Западе Руси, а второй соотносится со статьями за первую половину XIV в., в которых нашла отражение внутренняя, в основном городская жизнь Псковской земли, так как именно среди этих записей (особенно за 1300–1310 и 1350 гг.) сохранились сообщения о церковном и светском строительстве, деятельности посадников и церковных иерархов, пожарах, природных бедствиях и эпидемиях [297]. Общий вывод немецкого исследователя заключается в том, что в псковском своде XIV в было соединено два составленных независимо друг от друга летописных источника: один — историко-политического характера, придававший основной идеологический фон, другой — псковская региональная хроника, обращавшая внимание, главным образом, на события городского и церковно-политического развития Пскова.

Гипотеза Г.-Ю. Грабмюллера представляется несколько искусственной, тем более что «послойный анализ» («Schichtenanalyse»), используемый им для реконструкции древнейших летописных сводов Пскова, был справедливо подвергнут критике как метод текстологического исследования Я.С. Лурье [298]. Полагаем, что более обоснованно искать не «пласты» текста, а остатки летописных записей, разнообразных по своему происхождению. И здесь мы сближаемся с В.С. Иконниковым. Действительно, в псковских летописях можно обнаружить извлечения из предполагаемых источников церковного и светского происхождения, которые велись параллельно друг другу. Духовное летописание, скорее всего, надо связывать с деятельностью причта Троицкого собора, а светское, по-видимому, составлялось под руководством псковских городских властей — веча, посадника, сотских и т. д. Таким образом, автор — составитель Псковского свода 1352 г. — соединил в одном литературном памятнике две самостоятельные псковские летописи, которые условно можно назвать «церковной» и «посадничьей». Одновременно, как мы уже отмечали, сводчик привлек при работе также памятник южнорусского происхождения. При этом он не ограничился одним составлением хронологической сети на основании южнорусских известий, но и включил в состав свода отдельные статьи из него.