Сергей Сорочан - Ромейское царство

Мануил мечтал соединить под своей властью Запад и Восток, восстановить былые могущество, почет Римской державы и для этого нанести упреждающие удары, особенно — остановить казавшуюся ему самой грозной западную опасность. Никита Хониат не случайно сравнивал его с прилежным земледельцем, который выпалывает сорняки до того, как они разрастутся. Прежде всего, его тревожили неукротимые, вероломные норманны южной Италии и Сицилии. Их вредоносный король, талантливый дипломат и беспринципный авантюрист Рожер II Сицилийский, племянник грозного герцога Робера Гвискара и двоюродный брат наделавшего в свое время множества хлопот Боэмунда Тарентского, ограбил богатые греческие города Фивы и Коринф, а пленных ремесленников, знатных людей, молодых красивейших женщин и огромную добычу вывез в Сицилию, свою столицу Палермо на громадных грузовых судах, по словам Никиты Хониата, «переполненных множеством дорогих вещей до такой степени, что сидели в воде по верхний ярус». Только с помощью венецианцев, которым вновь были обещаны в Константинополе торговые привилегии, пришедшему в ярость Мануилу удалось потеснить «островного дракона» и в конечном итоге, после неудачных героических штурмов, в 1149 г. взять голодом неприступную норманнскую крепость, воздвигнутую на Корфу, на высоченной обрывистой скале. Но союзные венецианские матросы к тому времени изменили и вообще вели себя крайне нагло, развязывали драки, позволяли себе грубые, циничные издевательства над особой василевса, чего чернявый царь им никогда не простил. В дальнейшем, повелением от 12 марта 1171 г. он изгонит из Ромейского царства венецианских купцов, приказав конфисковать их товары, что окажет крайне отрицательное влияние на экономику Венеции. Мануил будет натравливать на нее оставшихся в Константинополе торговых соперников — генуэзцев и пизанцев, не забывая в свою очередь ссорить зазнавшихся италийцев между собой, нанося им ощутимые материальные потери.

Василевс, помня каким кошмаром явился для его деда Первый Крестовый поход, толком не поддержал франкских и даже союзных, дружественных ему немецких крестоносцев во время Второго Крестового похода 1147–1149 гг., закончившегося полным провалом. Более того, опасаясь склонных к грабежам и разбоям вооруженных западных паломников, готовивших, как стало известно, атаку на Константинополь, Мануил вступил в союз с казавшимися ему менее опасными сельчуками, гарантируя им свой нейтралитет в отношении вооруженных до зубов западных «паломников». При этом он свел территорию Румского (Иконийского) султаната до внутренней части Малой Азии и укрепил византийское влияние в южномалоазийской Киликии и западной Сирии. Не удивительно, что после поражения этого бездарного Крестового похода, приведшего к самому сильному унижению христианства за весь период Средневековья, на Западе родилось очень опасное для будущего Византии убеждение, что для успешного достижения цели святых походов надо сначала уничтожить мешающее им вероломное царство ромеев-отступников.

Ситуцию накаляли и военные рейды византийцев, совершаемые раз за разом против антивизантийски настроенных венгров и сербов. При этом особенно большие территориальные потери в районе Адриатики понесла Венгрия, чье немалое войско было наголову разгромлено в 1167 г. в сражении при Сирмии благодаря превосходству ромеев в тактике и воинской выучке.

Спаянные железной дисциплиной, профессиональные войска оставались ключевым орудием имперской внешней политики. У каждого времени есть свой потолок понимания и в соответствии с ним василевс, полагавшийся на это ключевое орудие больше, чем на дипломатию, не мог подняться дальше романтической «римской мечты» о единой Империи, единой Церкви и едином монархе в лице самого себя. Но в условиях стремительно преображавшегося мира это было полнейшим анахронизмом, более того, — опасной утопией. Мануил же спешил любыми средствами распространить на невизантийские земли действия ромейских законов, что меняло политическое пространство Ромейского царства. Его быстро достигнутые, хотя и непрочные успехи, пугали латинский Запад, который, в свою очередь, и манил, и страшил василевса. Дело дошло до того, что он даже решился оспаривать у честолюбивого Фридриха I Барбароссы (1152–1190 гг.), все чаще поглядывавшего на Восток, титул императора Священной Римской империи и, не жалея византийского золота, поддерживал восставшие против этого дерзкого императора североиталийские города-коммуны, оплачивая их наемников.

Тем не менее, скороспелым, экспансионистским и, по сути дела, фантастическим замыслам василевса по восстановлению давно нарушенной исторической правды не суждено было сбыться. Время огромных универсальных империй, какой была Византия в незабвенную эпоху Юстиниана Великого, прошло. В выстроившемся сложном мире европейских государств наступала пора национальных монархий, многие из которых имели давно правившие собственные династии, не желавшие подчиняться ромеям. Этого не могли не знать, но не хотели признавать ни василевс, ни его ближайшее окружение. С изумительной настойчивостью, достойной лучшего применения, Мануил Комнин создавал разнообразные комбинации для осуществления притязаний на господство прежде всего в Италии, до конца оставаясь последовательным и верным раз принятой системе. Ради достижения этой важнейшей для него цели он совершил роковую ошибку — не учел, что средств недостаточно, поспешил, пожертвовал всем и возбудил справедливое неудовольствие среди населения Ромейского царства. Кроме того, в результате всех стремительных усилий бывшие союзники византийцев в Италии в лице изворотливых, жадных дельцов-венецианцев, Римского папы и страдавшего манией величия германского императора превратились в заклятых врагов. В них быстро развивалось почти психопатическое чувство ненависти к коварным грекам, пытавшихся обложить их со всех сторон. На Западе были уверены, что Мануил вынашивает зловещие планы в отношении изгнания латинов из Сирии и Палестины и восстановления восточного обряда в тамошних церквах. В итоге Венецианский конгресс 1177 г. сплотил против Ромейского царства всех ее западных врагов и стал угрозой не меньшей, чем сельчукский Иконийский султанат в Малой Азии, подстрекаемый императором Священной Римской империи. Враждебная коалиция, которой так боялся амбициозный василевс, все же образовалась, и оказавшаяся в изоляции Византия была окончательно вытеснена из Италии.

Внешняя ситуация резко обострилась. Зашевелились болгары и славяне на севере Балканского полуострова, восстали против византийского императора озлобленные сербы, которых пришлось вновь покорять. То и дело вспыхивали войны с воинственными венграми на Дунае. Все труднее стало сдерживать сепаратистские устремления армян, массово бежавших от сельчукских нападений и обосновавшихся на юге Малой Азии, в ставшей вновь ромейской Киликии и горах Тавра. Сами сельчуки признали власть Империи ромеев и согласились не делать набеги, но их султан, культурный, умный Кылыдж Арслан II, обласканный Мануилом и с величайшей пышностью принятый в Константинополе, со временем воспользовался доверчивостью василевса и завладел значительной частью подконтрольной ромеям территории, за которую теперь надо было вновь ожесточенно бороться. Это стало самой крупной ошибкой Мануила. Погрязнув в хитросплетениях западной политики, в интригах и мечтательных планах о союзе с ломбардскими городами и Папством, могущими, как ему казалось, помочь Византии утвердится в Италии и оказать противодействие притязаниям со стороны германских императоров, василевс проглядел новое усиление Иконийского султаната и недооценил силу его сопротивления в центральной Малой Азии, которую он во что бы то ни стало стремился вернуть. Его запоздалая, непродуманная и очень дорогостоящая попытка положить конец господству сельчуков привела к беде.