Сергей Сорочан - Ромейское царство

Василевсу прямо в лицо бросали обвинение в том, что он, подобно вампиру, до опьянения пьет христианскую кровь, выжимает последние силы из своих подданных. Тяжелые уроки и разочарования, глубокая депрессия все более лишали его былой энергии и предприимчивости.

В царствование Мануила I оппозиция в лице оттесненной от власти бывшей столичной чиновной аристократии ограничивалась лишь насмешками в адрес царя, но уже после его смерти, последовавшей 24 сентября 1180 г., разгорелась открытая ожесточенная борьба, в которую оказались втянутыми все слои византийского общества. «Кажется, будто божественной волей было решено, чтобы вместе с василевсом Мануилом умерло все здоровое в царстве ромеев, и, чтобы с заходом этого солнца покрыла нас непроглядная тьма», — записал через несколько лет знаменитый публицист, архиепископ Евстафий Фессалоникский , как и большинство современников, очень точно почувствовавший роковую точку перелома к худшему, низменному, начало необратимого процесса гибели Ромейского царства. Великая держава снова быстро теряла внутреннюю прочность. Предшествующие реформы не возымели длительного эффекта. Предыдущий внешний блеск был чисто внешним, а по существу далеко не все обстояло благополучно. Противоречия между фискальным аппаратом центральной императорской власти и знатью в центре и в провинциях все более подрывали эту одряхлевшую власть и определили суть стремительно надвигавшегося внутреннего кризиса. Следствием этого кризиса плохо устроенного государства стали социальная и психологическая нестабильность. Все наиболее сильные, лучшие черты, казалось, ушли в прошлое, тогда как слабости, присущие «домовой» административной системе Комнинов, теперь проявились особенно отчетливо. Эффективно регулировать в «ручном режиме» разные сферы государственной жизни теперь становилось невозможно. Ромейское царство ожидало тяжелое будущее.

Василевс оставил власть своему 11-летнему сыну Алексею. Будучи ничем не примечательным ребенком, к тому же с порочными наклонностями, он находился под влиянием матери, вдовствующей императрицы-регента, еще сравнительно молодой красавицы Марии Антиохийской из знатнейшего рода графов Аквитании. «По незрелости возраста и недостатку благоразумия», Алексей, разумеется, был царем лишь по названию. «Занятый пустыми удовольствиями, — отмечал историк Никита Хониат, — …он забавлялся только травлями и конными скачками, проводя время с молодыми товарищами своих игр и развивая в себе самые дурные привычки». Насколько можно понять, его воспитанием и образованием толком никто не занимался, да и не собирался заниматься.

Государственные дела оказались совершенно расстроены, дворец наполнен смутами и тревогами: «…все пришло в беспорядок, потому что каждый преследовал свою цель и все друг другу противодействовали». Казна бессовестно расхищалась «народными грабителями», в том числе слишком прозападно настроенным, тщеславным протосевастом Алексеем Комнином, племянником покойного василевса, фаворитом и любовником царицы-латинянки: «Он имел обыкновение проводить большую часть дня в постели… Как только появлялось солнце, он начинал искать более темное помещение, словно дикий зверь». Другим его удовольствием этого бесстыдного человека, порочащего трон своими выходками, являлась чистка зубов и вставка новых взамен разрушавшихся. Все остальное его мало интересовало.

Следует особо заметить, что в XII в. наряду с ростом рационализма, тяге к практическим занятиям стала расти очень опасная для ромеев тенденция — равнодушие к христианству. Писатели эпохи Комнинов все чаще жаловались на пустующие храмы, на сквернословящих епископов, снующих в толпе и бранящихся на рынках монахах, священниках, оскверняющих себя непотребством, даже пролитием крови. Рассыпался тот прочный духовный стержень, на котором долгое время держалось ромейское общество, а за этим маячило нечто худшее, чем внутренние трудности, политические интриги и внешние неудачи.

Уже после победных войн Никифора Фоки, разгрома арабов на Крите, плаванье в восточной части Средиземного моря стало безопасным, но от такого изменения выиграли больше италийцы, нежели ромеи. В условиях замкнутого пространства Черного моря Константинополь не мог потерять своей роли обязательного посредника. Однако василевсы по давно укоренившейся традиции способствовали ввозу товаров в столицу и ничего не делали, чтобы поощрять вывоз товаров. При всем том, ввоз ряда товаров был неразумно запрещен. Грозовые тучи неблагоприятных перемен окончательно накрыли некоторые окраинные города Империи ромеев, такие как крымский Херсон или приазовская Тмутаракань, местные правители которых, севасты, разумеется, отнюдь не царских кровей, стали искать более существенных покровителей в лице все тех же набиравших силу предприимчивых италийцев. Все это привело к тому, что италийцы стали вытеснять греческих купцов из торговли, перехватывать предпринимательскую инициативу в свои руки.

Как уже говорилось, с виду все процветало. Капеллан не по возрасту мрачного Людовика VII, монах Одо де Девиль, сопровождавший набожного французского короля во время Второго Крестового похода, при всех отрицательных отзывах, данных им «хитрым и коварным» надменным предателям-константинопольцам, отмечал необычайную дешевизну товаров в городе. Немного позже приехавший кастильский путешественник Вениамин из Туделы, слышал, что купцы съезжаются в византийскую столицу со всех концов света и, по рассказам, доход от всех лавок, рынков и взимаемых торговых пошлин достигает лишь за день 20 тысяч золотых монет! И тем не менее, эта видимость благополучия была обманчива, была призраком силы, что понимали далеко не все современники. В XII в. византийский город, по выражению известной уральской византинистки Маргариты Адольфовны Поляковской, носил уже черты «утомленности», а льготы италийским купцам, данные Комнинами, усугубили их. Город как кирпич византийского общества вновь стал терять свою прочность, и это тоже следует особо учесть для объяснения случившейся позже катастрофы.

На исторической сцене появились новые силы. Иноземцы в то время приобрели важную роль в Константинополе, который рассматривался ими как восточный, а не европейский город. Особым влиянием пользовались давно имевшие весомые торгово-экономические привилегии венецианцы, чей боевой клич — Viva San Marco! — можно было услышать на всех морях. Ромейские императоры, нуждавшиеся в сильном флоте, особенно в борьбе с захватчиками норманнами, не раз прибегали к помощи Республики Св. Марка. В обмен за эту обременительную услугу они уже с 1082 г. даровали купцам Венеции, в которых все еще видели недавних подданных Империи, лавки, причалы, немало другой недвижимости и самое главное — невиданное доселе право свободно торговать любыми товарами во всех городах Ромейского царства, включая ее столицу, без уплаты коммеркиона, налога на торговлю. В 1171 г. они потеряли эти права, но их не лишились пизанцы и генуэзцы. Это ставило италийцев в более выгодное положение, причем не только перед западными конкурентами, но и перед самими ромеями, которые должны были терпеть такую несправедливость. Империя никогда не сможет избавиться от этой стесняющей связи, превратившейся со временем в мертвую хватку, хотя будет предпринимать спорадичные, в целом неудачные попытки бороться с италийцами, отказываться возобновлять их торговые права, арестовывать, забирать товары, даже ослеплять особо наглых послов.