Сергей Сорочан - Ромейское царство

После ряда соборных попыток то осудить, то поддержать это учение, Первый Никейский Вселенский собор, заложивший догматическую основу Церкви, все же осудил это учение и признал его ересью, правда, в основном усилиями западных епископов. С хитроумной подачи императора Константина Великого, озабоченного любыми вариантами поиска путей единства Церкви, было решено, что Отец и Сын вечны и подобны по природе своей — по-гречески омоусиос— «единосущны», точнее — «подобосущны». Для отражения этого догмата омоусиане (омиусане) — «подобосущники» стали изображать крест с первой и последней буквами греческого алфавита — альфа и омега по сторонам, подчеркивая широко известные слова Откровения Иоанна Богослова — «Я есть альфа и омега, начало и конец». При этом проникейские богословы утверждали, что для Сына Божьего Его тело было лишь «орудием», причем, как сострил один из современных исследователей, Христос и это «орудие» соотносились ими «не ближе, чем отношение астронавта к скафандру».

Около 327/328 г. малый Собор в той же Никее отозвал Ария из ссылки, но еще более непримиримый, чем епископ Александр, новый епископ Александрии, воинствующий, авторитарный Афанасий категорически отказался принять опального. Последние годы жизни он провел, вероятно, в Египте или родной Ливии. В итоге на Соборе 336 г. Арий все же признал Никейский Символ Веры и епископу Константинополя было приказано принять его в общение. Однако, согласно сенсационному сообщению, прощенный… внезапно умер в константинопольском афедроне — общественном туалете, что его противники-ортодоксы, разумеется, посчитали заслуженной Божией карой.

Никейский орос подтвердил и Второй Константинопольский собор 381 г., на котором полторы сотни восточных епископов выступило против сторонников арианства. Не смущало даже то, что, умирая в Никомидии в 337 г., сам равноапостольный император Константин принял Крещение и Причастие из рук склонявшегося к арианству епископа Евсевия Никомидийского, незадолго перед этим почтившего своим присутствием похороны Арии.

Вопреки решениям Соборов и надеждам императоров на единство, разнообразные богословские альянсы продолжали плодиться, колебания и споры не утихали. Один из трех прославленных Каппадокийских отцов, видный аристократический богослов Григорий Нисский, вспоминая о своем посещении Константинополя, писал об этой всеобщей маниакальной атмосфере, пронизывавшей общество: «Повсюду полно таких людей, которые, рассуждают о непостижимых предметах, — на улицах, рынках, площадях, перекрестках. Спросишь, сколько нужно заплатить, — [в ответ] философствуют о рожденном и нерожденном; хочешь узнать о цене хлеба — отвечают: Отец больше Сына; справишься, готова ли баня, — говорят: Сын произошел из ничего».

Даже среди самих сторонников арианских взглядов не было единства: одни из них утверждали подобосущие Сына и Отца (омиусиане), другие отрицали всякое подобие рожденного Сына природе нерожденного Отца (неоариане, аномеи), третьи говорили лишь о подобии Сына Отцу (радикальные омии). Тем не менее, ко всем им был приклеен ярлык ариан, за которым на самом деле крылось собирательное название любых оппонентов Никейского собора. Так, то запрещаясь, то получая официальное разрешение властей, так называемое арианство широко распространилось в конце IV–VI вв. среди племен готов, вандалов, свевов, лангобардов, бургундов, став яблоком раздора между римским населением и варварами-германцами на Западе. В значительной степени оно было уничтожено лишь после эпохальных заморских войн Юстиниана I.

Родоначальником несторианской ереси явился Несторий, рыжий, голубоглазый сорокалетний архимандрит, уроженец сирийской Германикии. Это был ученик знаменитого сирийского богослова Феодорита Кирского, представитель очень активной богословской Антиохийской школы. Человек нравственный, высокообразованный, прекрасный проповедник и одаренный теолог, он заимел связи с высшими государственными чиновниками и даже с ближайшим финансовым советником самого императора Феодосия II,влиятельным евнухом Хрисанфием, по протекции которого в 428 г. получил титул Патриарха Константинополя. Едва вступив на кафедру, Несторий ополчился против ариан и других еретиков. Новый глава Константинопольской Церкви заявил богобоязненному императору: «Дай мне страну, которая очищена от всех еретиков, а я дам тебе небо взамен». Однако сам он в своих аналитических рассуждениях пришел к мысли, что Иисус не более чем человек, ставший мессией — помазанником Божьим в силу сошествия на него Святого Духа и только после смерти получил божественную сущность (природу). В своих проповедях он убеждал: «Мария, друг мой, не рождала Божества, ибо „рожденное от плоти есть плоть“ (Ин. 3:6). Творение не могло произвести на свет Того, Кто не сотворен. И в последние дни Отец не породил Бога Слова от Девы… Скорее, Он сформировал из Девы храм для Бога Слова, храм в котором Он обитал». Отсюда следовало, что Пресвятую Деву, мать Иисуса Христа, почитание которой все более и более росло, надо называть не Теотокос — Богородицей (Бога родившей), как утверждала народная традиция, а антропотокос — человекородицей или, в лучшем случае, Христородицей. Это сразу вызвало бурю негодования ортодоксов. Особенно непримиримую позицию занял «египтянин» — волевой Патриарх Кирилл Александрийский (412–444 гг.), опытнейший теолог и церковный политик, который в союзе с папскими легатами все же одержал победу. На Третьем Вселенском соборе, заседавшем на родине Девы Марии, причем в храме ее имени, в крупном западномалоазийском городе Эфесев 431 г. несторианстводолжно было подвергнуться осуждению, хотя на деле представители противоположных сторон так и не встретились для обсуждения вопросов, и члены Собора рассеялись, не придя к общему решению. Лишь через два года, когда Несторий, не выдержав напряжения борьбы, сам отрекся от патриаршего трона и был отправлен в изгнание в свой монастырь под Антиохией, было достигнуто соглашение между антиохийцами и александрийцами. Еще через четыре года он, по приказу Феодосия II и по наущению честолюбивой сестры императора, Пульхерии, не простившей Несторию запрет на причащение ее по императорскому чину в алтаре, был изгнан в Большой оазис в Ливийской пустыне. Так, пребывая в ссылке по разным местам, он умер около 451 г., написав по-сирийски последнее свое сочинение — знаменитую «Книгу Ираклиида». Его последователи, лишившись лидер и, главное, подогреваемые недовольством к догматическим решениями Халкидонского Вселенского собора 451 г. попытавшегося окончательно утвердить ортодоксальный Символ Веры, были вынуждены бежать в Персию, чьи правители стали относится к ним терпимо, ибо видели в них врагов официальной Церкви Константинополя. В результате в течение многих веков на Востоке, в Сирии, Месопотамии, армянских землях и за пределами Ромейского царства можно было встретить многочисленные секты несториан.