Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

На последней встрече с Шуленбургом 21 июня Молотов вручил послу памятную записку, в которой указывалось, что за время с 27 марта по 18 апреля германские самолеты нарушали советские границы 80 раз, а с 19 апреля по 19 июня — уже 180 раз, причем иногда они углублялись на советскую террито­рию на 100— 150 км. Молотов спрашивал также о причине отъ­езда ряда сотрудников немецкого посольства в Германию и о том, почему "миролюбивое сообщение" ТАСС от 13 июня не было опубликовано в Германии. Шуленбург не смог дать отве­ты, откровенно заявив, что "Берлин его совершенно не инфор­мирует" 181.

Вручая Шуленбургу памятную записку 21 июня, одновре­менно Молотов настойчиво добивался, чтобы Деканозов вру­чил такое же заявление Риббентропу или Вайцзекеру в Берли­не. Такое указание советский посол получил еще вечером 20 июня. Вайцзекер принял Деканозова 21 июня в 21 час. 30 мин. Немецкий дипломат заявил, что "он не в курсе" этого вопроса, и обещал, что ответ Москве будет дан позднее 182.

Говоря, что Берлин не ставит его в известность, Шуленбург лукавил, так как в тот же день он получил совершенно секрет­ную срочную телеграмму от Риббентропа 183, в которой речь шла о необходимости немедленно уничтожить эту шифрограм­му, а затем излагалась просьба информировать Молотова о сле­дующем. Риббентроп начинает с истории, напоминая о взаимо­понимании между Германией и Советской Россией, выражен­ном в договорах от 23 августа и 28 сентября 1939 г. Германское правительство рассчитывало, что между двумя странами будут дружеские добросердечные отношения. Однако Германия пол­ностью ошиблась в своих предположениях. В телеграмме гово­рится, что Коминтерн постоянно вел антигерманскую кампа­нию (осуществлял саботаж, террор и шпионаж в пользу СССР), Советский Союз стремился деморализовать Югославию и другие страны и насаждать в них антигерманские настроения. В области внешней политики большевики аннексировали стра­ны, лежащие в сфере ее влияния, что видно на примере Балтий­ских стран, Финляндии, Румынии. Эти действия показали, что Москва насильственно включила в свой состав те области, которые находились лишь в сфере ее влияния, даже с "учетом того, что Германия признавала эти факты". Такова, как видим, была немецкая трактовка постфактум секретного протокола к пакту Молотова — Риббентропа.

Немецкий министр далее обвинял Москву в военных приго­товлениях против Румынии и других регионов, в неприемле­мых требованиях относительно Болгарии во время визита Мо­лотова в Берлин, в стремлении получить военную базу в Проли­вах, в желании полностью завоевать Финляндию и в целом во враждебных антигерманских действиях на Балканах. Заклю­чив договор с Югославией, Советский Союз пытался создать общий англо-югославо-греческий фронт против Германии. Эта политика, по словам Риббентропа, сопровождалась растущей концентрацией советских войск на всем протяжении от Черно­го до Балтийского морей, что создавало реальную угрозу для территории рейха. Последние сведения показывают агрессив­ный характер концентрации российских войск. В дополнении к этому отчеты из Англии относительно переговоров Криппса показывают тесное политическое и военное сотрудничество между Англией и Советским Союзом.

Суммируя это, правительство рейха заявляет, что советское правительство не только продолжает, но даже усиливает свои попытки разрушить Германию и Европу, оно активизирует ан­тигерманскую внешнюю политику, концентрирует все свои си­лы на германской границе. Поэтому можно сделать вывод, что советское правительство разорвало свои договора с Германией и готово нанести удар по ней, в то время как она борется за свою жизнь. Фюрер поэтому приказал вермахту "бороться с этой угрозой всеми средствами".

Последнее перед нападением на Советский Союз послание Риббентропа в Москву, разумеется, ничего не значило — это была лишь попытка оправдать германскую агрессию, решен­ную уже много месяцев до этого. Но оно представляет интерес, поскольку дает некоторые оценки немецкого отношения к пак­ту с Советским Союзом и к событиям 1939— 1941 гг. Герман­ский министр задним числом проводит различие между тем, что Германия согласилась считать зоной советских интересов, и правом присоединить эти территории к СССР. Он упоминает советские попытки противодействовать Германии на Балканах и предложения Молотова во время его визита в Берлин. То есть это были те вопросы, которые служили полем напряжения весь период после подписания пакта.

Отбрасывая пропагандистскую шелуху, можно констатиро­вать, что многие прежние показные жесты и заявления Гитле­ра и его окружения мало что значили, они лишь скрывали ис­тинные намерения рейха и были направлены на то, чтобы при­тупить бдительность Сталина и выжать из сотрудничества с ним все, что было возможно.

Что касается Сталина и его окружения, то, может быть, они и понимали реальные цели Гитлера, но в практическом плане вплоть до конца 1940 г. следовали курсу, взятому в авгу­сте—сентябре 1939 г., не делая попыток более гибко подойти к отношениям с Германией. Последние беседы в Москве и в Бер­лине, обмен посланиями и телеграммами ничего не меняли, они происходили за несколько часов до вторжения Германии на территорию Советского Союза.

Документы внешней политики. Т. XXIII: В 2 кн. М., 1995. Кн. 1. С. 128-132 (Далее: ДВП).

Там же. С. 133.

Там же .С. 134.

Там же. С. 135.

Там же. С. 138-139.

Там же. Кн. 2. Ч. 2. С. 786.

Там же. С. 786-787.

Там же. Кн. 1. С. 153-154.

Там же. С. 159.

Там же. С. 184-186.

Там же. С. 187.

Staatsmanner und diplomaten bei Hitler. Bd. 1. Miinchen. 1969. S. 96-97.

О советско-итальянских отношениях в 1940 г. см.: Petrakki G. Pinocchio, the Cat and the Fox: Italy between Germany and Soviet Union. 1939—1941 // Wegner В . From Peace to War: Germany, Soviet Russia and the World. 1939-1941. Oxford, 1997.

О советско-германских экономических отношениях см.: Ива- ницкий Г.М. Советско-германские торгово-экономические отноше­ния в 1939 - 1940 гг. // Новая и новейшая история. 1989. № 5. С. 28 - 39;

Сиполс ВЛ. Торгово-экономические отношения между СССР и Гер­манией в 1939— 1941 г. в свете новых архивных документов // Новая и новейшая история. 1997. № 1.С. 29 —41.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 27. Л. 50.

ДВП. Т. XXIII. Кн. 1. С. 195-196.

Там же. С. 198-199.

Там же. С. 208.

ADAP. Bd. IX. S. 65-66; См. также: ДВП. Т. XXIII. Кн. 2. Ч. 2. С. 791.

ДВП. Т. XXIII. Кн. 1. С. 213.

Там же. С. 217-218; ADAP. Bd. IX. Р. 128.

ДВП. Т. XXIII. Кн. 2. Ч. 2. С. 257-258.

Documents on German Foreign Policy. 1918—1945. Series D (1937-1945). Vol. IX. L., 1956. P. 316 (Далее: DGFP).

Ibid. P. 257-259.

Ibid. P. 272-274.

Ibid P. 318-319.

Ibid. P. 331.

Ibid. P. 332.

Ibid. P. 412-414.

Ibid.

РГАСПИ. Ф. 17. On. 162. Д. 27. Л. 81.

DGFP. Vol. IX. P. 33-335.

Ibid.

Ibid. C. 297-298.

Ibid. C. 312.

Ibid. C. 342.

J document diplomatici italiani. P. 21—26.

Городецкий Г. Роковой самообман: Сталин и нападение Герма­нии на Советский Союз. М., 2001. С. 40 — 44.