Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Следующий большой вопрос касался взаимоотношений с Англией и Францией. После многолетнего недоверия к лиде­рам в Лондоне и в Париже, особенно в связи с Мюнхенским со­глашением и длительными переговорами летом 1939 г., теперь в Москве должны были решить, продолжать ли контакты с этими странами или прервать их. Здесь присутствовал и публичный аспект (информация в прессе, официальные заявления и т.п.) и возможные "закрытые контакты". Все это, несомненно, обсуж­далось в Кремле, и необходимо было разработать конкретный план действий.

Но, пожалуй, самая сложная проблема, которая должна бы­ла решаться максимально быстро, состояла в том, как следует реализовывать тот секретный протокол, который прилагался к советско-германскому договору от 23 августа 1939 г. В целом договоренности между двумя странами о разделе сфер интере­сов были в какой-то мере неожиданными для Москвы и прево­сходили все прежние ожидания. Предстояло определить пути реализации этих договоренностей, причем применительно к каждой из указанных в протоколе территорий — к Польше, Ру­мынии, странам Прибалтики и Финляндии с учетом возможной реакции указанных стран и других государств Европы и США.

Совершенно очевидно, что решение вставших проблем требовало довольно сложных и комплексных мероприятий различных ведомств и организаний. Хотя для советских лиде­ров вопросы морали и этических норм занимали второстепен­ное место, они не могли не учитывать того, что реализация секретного протокола затрагивала независимые суверенные государства, имеющие не только свои интересы, но и систему договоров и соглашений со многими государствами Европы и США.

Мы не имеем подробных документальных свидетельств, как проходило обсуждение этих проблем в советском руковод­стве в конце августа — первых числах сентября 1939 г. Нам лишь известно, что Политбюро дало поручение Наркоминделу подготовить необходимые соображения по всему комплексу возникших проблем. Судя по документам, возглавлял всю эту работу В.М. Молотов, именно он координировал действия различных ведомств и находился в постоянном контакте со Сталиным.

Параллельно с этим в первых числах сентября, точнее пос­ле 3 сентября в советские посольства за рубежом начали посту­пать инструкции из Центра, касающиеся оценки ситуации и содержащие указания о возможных действиях. В них не было ни слова о Польше, Прибалтике и т.п., но были первые призна­ки намерений в отношении Англии, Франции и других стран.

Следует особо подчеркнуть, что экстраординарность ситуа­ции и необходимость принятия быстрых шагов накладывали отпечаток на процесс выработки решений. Определение общей линии шло одновременно с конкретными действиями, что взаим­но дополняло и влияло друг на друга. В итоге в течение сентяб­ря были в основном определены контуры будущего внешнепо­литического курса, который, однако, подвергался существен­ной модификации по мере развития событий в зависимости от поведения различных участников развертывающейся драмы.

На процесс принятия решений в Москве оказывали влия­ние самые различные факторы — доктринальные установки, идеологические пристрастия и предубеждения, новая геополи­тическая ситуация в условиях войны, сложившаяся в результа­те образования враждующих империалистических группиро­вок, "соображения обеспечения" безопасности, возрождаю­щиеся имперские амбиции и устремления. В этот процесс было включено высшее партийное руководство, Наркоминдел и Наркомат обороны, органы НКВД, идеологический отдел Центрального Комитета партии и руководство Коминтерна, специально подключенное к обсуждению в самом начале сен­тября 1939 г. Как свидетельствует множество документов, в центре и на вершине всего этого процесса был Сталин. Именно он в конечном счете определял общее направление политики и конкретные шаги, участвовал в ключевых беседах с герман­ским послом в Москве, с министрами стран Прибалтики и Фин­ляндии, лично писал инструкции для Коминтерна, вел перего­воры с представителями других стран и т.п.

Документы показывают также, что в выработке решений важная роль принадлежала В.М. Молотову и К.Е. Ворошилову. На различных этапах обсуждения привлекался А.А. Жданов, а также руководители ведомств и наркоматов, видные военные и партийные руководители страны. Но участие всех этих лиц но­сило больше консультативный характер. Реально все главные вопросы обсуждались узким кругом лиц без протоколов и сте­нограмм и решались Сталиным.

Если говорить о сентябре 1939 г., то основное, причем неот­ложное внимание в Москве было обращено на три вопроса — польские дела, советско-германские отношения, срочная под­готовка предложений по реализации секретного протокола применительно к странам Прибалтики и Финляндии. Парал- дельно формировались общетеоретические основы нового кур­са, затронувшего и деятельность Коминтерна.

Анализируя совокупность названных фактов, можно про­следить, как шло становление нового советского внешнеполи­тического курса.

* * *

Сразу же после подписания советско-германского договора вся мировая печать была заполнена откликами и комментария­ми. В основном газеты и журналы Англии, Франции, США, Швейцарии, Скандинавских стран весьма негативно оценива­ли это событие, увидев в нем "сговор нацистской Германии с большевистским режимом", осуществленный за спиной "западных демократий". В отдельных публикациях делались намеки на существование каких-то дополнительных догово­ренностей между Москвой и Берлином, касающихся Польши и других стран. Но все это были лишь домыслы и предположения.

Гораздо важнее была официальная реакция западных дер­жав. 23 августа 1939 г. немедленно после получения известий о подписании пакта в Париже состоялось заседание военного ка­бинета министров. Премьер-министр Даладье так определил повестку дня:

Может ли Франция, не реагируя, просто присутствовать при исчезновении с карты Европы Польши и Румынии.

Какие меры она может предпринять в целом, чтобы этому воспрепятствовать.

Что может быть сделано немедленно.

По первому вопросу докладывал министр иностранных дел Ж. Боннэ. Надо, заявил он, как минимум подождать. Подчерк­нув важность вопроса о судьбах Польши и Румынии, Боннэ так­же отметил значение позиции Турции и опасность нападения на Балканские страны. В заседании приняли участие предста­вители военного руководства Франции.

В итоге было сказано, что Франция не имеет выбора: един­ственное решение состоит в сохранении обязательств перед Польшей, которые предшествовали переговорам с Советским Союзом летом 1939 г. 3Как видно, не имея никакой информа­ции о секретных приложениях к пакту, французские офици­альные лица понимали, что судьба Польши и Румынии могла обсуждаться при советско-германских переговорах. Столь же выжидательной была и позиция британского кабинета 4.