Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Во всех этих планах споры шли о том, где лучше всего кон­центрировать наибольшие силы — в районе Польши или на южном направлении и т.д.

Существование подобных документов вполне объяснимо, но никаких конкретных последствий они не имели. Неизвестно даже, дошла ли записка до адресата. Нет сведений ни о какой реакции Сталина на нее. Она так и осталась одним из черновых проектов Генерального штаба Красной Армии.

Подтверждением характера намечаемых мер может слу­жить и последовавшее буквально в тот же день 5 мая решение о назначении Сталина на пост Председателя Совета Народных Комиссаров (вместо В.М. Молотова). Таким образом, в его ру­ках концентрировалось не только высшее партийное руковод­ство, но и обязанности главы исполнительной власти. Совер­шенно очевидно, что это говорило о чрезвычайном положении.

По иронии судьбы это происходило ровно два года спустя по­сле назначения Молотова на пост наркома по иностранным делам вместо М.М. Литвинова. Тогда это означало поворот от ориента­ции на соглашение с Англией и Францией в сторону Германии. Теперь, видимо, принятое решение должно было свидетельство­вать о переходе от партнерства с Германией к подготовке войны с ней, поскольку, судя по многочисленным фактам, нацистское руководство брало курс на войну против Советского Союза.

В течение мая — июня шли совещания в различных ведомст­вах страны, на которых осуждались необходимые меры во ис­полнение сталинских указаний.

8 — 9 мая в Секретариате ЦК ВКП(б) прошла встреча редак­торов центральных газет и журналов. С докладом выступил се­кретарь ЦК А.С. Щербаков. Фактически он повторил основные положения сталинской речи от 5 мая: и о "смене лозунгов", и об изменении характера войны (даже сравнение Гитлера и Напо­леона), о необходимости преодолеть "самодовольство", "разве­ять миф о непобедимости германской армии", о перестройке армии на основе учета опыта войн, наконец, призыв к наступа­тельной войне 48. Секретариат ЦК решением от 9 мая дал указа­ние действовать в духе сталинских идей.

Подобные совещания были проведены и среди деятелей творческой интеллигенции. На большом совещании кинемато­графистов выступал А.А. Жданов. Он заявил, что "генеральная линия" руководства предполагала в том числе и расширение "фронта социализма" (он привел примеры Прибалтики, Запад­ной Украины и Западной Белоруссии, Бессарабии и Северной Буковины). "Если обстоятельства нам позволят, то мы и дальше будем расширять фронт социализма", — заявил Жданов, на­звав это генеральной целью. Он призвал "прививать народу непримиримость к врагам социализма, готовиться нанести смертельный удар любой буржуазной стране или любой бур­жуазной коалиции, а главное, воспитывать людей в духе актив­ного, боевого, воинственного наступления". Жданов также прямо заявил, что "столкновение между нами и буржуазным миром будет и мы обязаны кончить его в пользу социализма" 49.

Как видно, Жданов развивал сталинские положения, также как бы оправдывая прежнюю политику страны. Он ни слова не сказал о сотрудничестве с Германией, зато повторил тезис о на­шей независимости и самостоятельности. Наконец, он прямо при­знал неизбежность столкновения СССР с буржуазным миром.

14 мая было созвано совещание по вопросу "политзанятий в Красной Армии" с участием А.А. Жданова, Г.М. Маленкова и руководства Красной Армии 50. 20 мая на собрании работников аппарата Президиума Верховного Совета выступал М.И. Кали­нин, который также говорил в духе сталинской речи, в том чис­ле и о "расширении зоны коммунизма". Выступая 5 июня перед выпускниками Военно-политической академии, он заявил: "Мы не знаем, когда будем драться: завтра или послезавтра, а при таких условиях нужно быть готовым сегодня" 51. Советские лидеры явно возвращались к риторике прежних лет, направляя главное внимание на поднятие "боевого духа", на наступатель­ный характер всей идеологической работы.

Зная особенности процесса принятия решений в советском и партийном руководстве, можно с большой степенью уверен­ности сказать, что, взяв курс на подготовку к возможному столкновению с Германией, оно пропагандировало и разъясня­ло его в своих выступлениях перед различными аудиториями. Не вызывает сомнений, что в их основе лежала речь 5 мая 1941 г., которая была не обычным сталинским экспромтом, а за­ранее обдуманным выступлением, разумеется, в привычном

для советского вождя обрамлении.

* * *

В данном контексте стоит обратиться к теме, которая также служит в течение многих лет предметом острых дискуссий и до­гадок. Речь идет о тех многочисленных предостережениях и ин­формации, которая стекалась к Сталину о готовящемся в самое ближайшее время нападении Германии на Советский Союз.

Донесения из различных источников в большинстве случа­ев поступали начальнику Разведывательного управления Крас­ной Армии Ф.И. Голикову, наркому внутренних дел Л.П. Берия и наркому государственной безопасности В.Н. Меркулову, ко­торые передавали их Сталину. Например, еще 20 марта 1941 г. Голиков направил Сталину сводную записку обо всех военных передвижениях. Однако общий вывод Голикова состоял в том, что наиболее вероятно военные акции против СССР начнутся после победы Германии над Англией или после заключения по­четного мира Англии с Германией 52.

В публикации документов "1941 год" собраны практически все известные донесения из самых различных источников о го­товившемся нападении Германии на Советский Союз 53. Поток таких сообщений особенно усилился с начала апреля 1941 г. В них речь шла и о крупных передвижениях немецких войск к границам СССР, и о подготовке германских учреждений к вой­не, и о деятельности немецкой дипломатии по привлечению к предстоящему походу против Советского Союза государств, находящихся в орбите германского влияния.

В течение всего апреля и особенно в мае во многих донесе­ниях советских резидентов из Германии и других стран под­робно перечислялись и назывались те немецкие части, которые перемещались из восточной части Германии по польской тер­ритории и размещались совсем вблизи границ Советского Союза. Наиболее часто подробные сообщения, попадавшие к Сталину, поступали от советских резидентов, действовавших под кличками "Лицеист", "Корсиканец", "Захар" и "Марс" из Будапешта, "Софокл" из Белграда, "Старшина" из Берлина, ис­точников в германском министерстве авиации и т.д.

В апреле —мае к Сталину направились уже сводные данные, составленные в Наркомате госбезопасности от В.Н. Меркулова и в Разведуправлении Генерального штаба Красной Армии (от Ф.И. Голикова). В этих материалах приводились подробные дан­ные о перемещениях немецких войск, о распоряжениях разных германских ведомств, о заседаниях в Берлине с участием пред­ставителей германского высшего руководства, в том числе и во­енного командования, об инструкциях германским дипломатам. Во многих донесениях называются различные конкретные даты предстоящего нападения. (В основном они варьировались по времени от конца мая до середины июля 1941 г.)