Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

з*

После обсуждения в Москве было принято решение дать общий ответ, но с некоторой модификацией в тональности. Га­лифаксу Молотов сообщил следующее. По первому вопросу: Англия может начать переговоры о торговле, так как СССР ос­тается и предполагает далее оставаться нейтральным в отноше­нии войны в Западной Европе, если, конечно, сама Англия сво­им поведением не толкнет СССР на путь вмешательства в эту войну; по второму вопросу: нынешняя демаркационная линия не представляет государственной границы между Германией и

67

СССР. Судьба будущего Польши зависит от многих факторов, учесть которые в настоящее время пока нет возможности; по третьему вопросу: советско-германские отношения опре­деляются пактом о ненападении и двумя опубликованными коммюнике 94.

В том же духе был дан ответ Даладье и передан через посла Я.З. Сурица. При этом Молотов просил при встрече с Даладье заявить, что в Москве оскорблены тоном его вопросов, кото­рые напоминают допрос, недопустимый обычно в отношении с равноправными государствами. Что касается существа вопро­сов Даладье, то он может руководствоваться содержанием от­ветов на вопросы Галифакса 95.

По донесениям Майского, Галифакс был не вполне удовле­творен ответами, а по вопросу о будущем Польши он дополни­тельно спросил советского посла, предполагает ли Москва совместно с немцами создать буферное польское государство. Английский министр поинтересовался также советской пози­цией в отношении Румынии и Прибалтики. Майский сослался на советскую ноту от 17 сентября о нейтралитете, которая была вручена и Румынии, и Балтийским государствам.

В последующем Майский записал в дневнике об этой встре­че с Галифаксом. "Все-таки, — говорил британский премьер- министр, — я никак не могу примирить события последних не­дель с теми принципами внешней политики, которые были про­возглашены г-ном Сталиным на последнем съезде Вашей партии" 96.

В общем плане реакция французского премьера была столь же осторожной, что видно из нескольких его телеграмм, по­сланных французскому послу в Рим. Главная идея Даладье состояла в необходимости быть предельно осторожным, не ста­вить вопросы официально и не брать на себя обязательств.

К концу сентября ажиотаж вокруг польских дел стал спа­дать, и в качестве некоего итога дискуссий можно привести два аналитических материала — советского посла во Франции и французского посла в Москве.

Л.С. Суриц сообщал из Парижа в конце сентября, что о вос­становлении прежней Польши никто серьезно уже не думает. На Кэ д'Орсэ распространяется старая записка французского дипломата Бертелло, писавшего в конце 20-х годов, какую опас­ность для мира представляет присоединение к Польше украин­ских и белорусских областей. Зона, отошедшая к СССР, всеми знатоками в МИД Франции признается непольской территори­ей (за исключением Ломнии). Если смотреть с экономической точки зрения, говорил один французский эксперт, СССР ни в каком разделе Польши не участвовал. Иным было отношение к областям, которыми овладела Германия. За исключением Силе- зии и части Познани, их считают чисто польскими. Против со­хранения этих областей за Германией (хотя бы и в форме бо­гемского протектората) все высказываются единодушно. По- разному интерпретируется и характер соглашения о Польше: одни считают, что демаркационная линия — не граница между Германией и СССР и она не предрешает вопроса о буферной Польше. Другие имеют противоположное мнение. Проблема восстановления Польши все больше воспринимается в плане создания этнической Польши на территории, занятой сейчас немцами. Здесь для французов скрещиваются как основные, так и частные цели войны (борьба с "германской гегемонией" и восстановление Польши) 97.

Серьезная аналитическая записка была подготовлена и французским послом в Москве Ж. Пайаром, направленная в Париж. Он пишет, что политика Кремля после подписания со­ветско-германского пакта менялась столь стремительно, что за ней едва ли возможно быстро проследить. По мнению фран­цузского дипломата, советская политика развивалась от нейт­ралитета к превентивным действиям и далее к националистиче­скому и революционному наступлению. Понадобилось всего несколько недель, чтобы эти этапы были пройдены, и СССР сбросил маску даже в отношении Рейха, не боясь провозгла­сить свои имперские претензии. Когда было объявлено о гер­манско-советском пакте, казалось, что решение Кремля проди­ктовано страхом. В дальнейшем Сталин быстро эволюциониро­вал от идеи Польши как "тампона между Германией и Россией (по типу 1772 г.) и быстро перешел к опыту 1792 г., когда в ре­зультате раздела Польши она исчезла с европейской карты, хо­тя и Гитлер в одном из первых заявлений намекал на возмож­ность мирных переговоров с ее властями. Он согласился эваку­ировать население с территорий, уже занятых его войсками, и отдал миллионы европейцев Красной Армии, пустив Сталина вплоть до Варшавы.

Итак, считает Пайар, нацистские руководители, которые рассчитывали, что война позволит им завоевать жизненное пространство на Востоке, отдают теперь Восточную Европу Советскому Союзу. Великие планы Кремля находятся сейчас на пути к реализации 98.

Приведенное высказывание ясно показывает восприятие событий того времени западным дипломатом. Это тем более ценно и интересно, так как ни он, ни его коллеги не знали о существовании секретного советско-германского протокола. Несмотря на это, посол делал выводы о германских и советских намерениях.

И как бы завершая эту тему, отметим запросы в британском парламенте в связи с польскими делами, сделанные, правда, уже позднее, 18 октября 1939 г. Один из них сделал У. Чер­чилль: "Насколько велика польская территория, аннексирован­ная Советским Союзом, по отношению к той, которая была пе­редана СССР в соответствии с линией Керзона" и "что предста­вляет собой сама линия Керзона" 99. Вопрос был обращен к за­местителю министра иностранных дел сэру А. Кадогану.

В ответ М. Санделл подготовил соответствующую справку, которая находится в архивах британского МИДа 100. Согласно этой справке, "линия Керзона" касалась всей восточной грани­цы Польши и была одобрена Высшим военным советом Антан­ты. В документе признавалось право польских властей осуще­ствлять власть на территориях к западу от линии и выражалось сомнение в том, что оно распространяется на территории к вос­току от линии. Между тем в реально военной ситуации поль­ские вооруженные силы практически оккупировали эти терри­тории, включая и округ с г. Вильно. "Линия Керзона" представ­ляла собой, по мнению британского МИДа, этнографическую границу между компактным польским населением собственно Польши и белорусским и литовским населением к востоку от нее. Она брала в расчет "польский анклав, включая и г. Вильно, никогда не признаваемый поляками".