Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

22 декабря 1939 г. было принято решение об открытии воз­душного сообщения между СССР и Германией 76.

В те же дни последовало предложение Берлина о пропус­ке "на территорию германских интересов" до 60 тыс. бежен­цев. Речь шла о жителях тех областей Западной Украины и Западной Белоруссии, которые хотели переместиться под контроль Германии. Со своей стороны Москва давала согла­сие на перемещение на территорию, находившуюся под со­ветским контролем, до 14 тыс. беженцев из зоны германских интересов 77.

Тогда же был рассмотрен вопрос о военнопленных. Именно решением Политбюро еще от 1 октября 1939 г. были созданы лагеря, в которых должны были содержаться лица польской на­циональности. Любопытно, что военнопленных солдат предпи­сывалось в дальнейшем по договоренности с немецкой сторо­ной отправить по домам. А офицеров и генералов надлежало содержать отдельно, причем вопрос об их возвращении к мес­там их жительства не предусматривался, в то время как задер­жанных чехов предусматривалось отпустить, взяв с каждого из них подписку, что они не будут воевать против СССР.

Польских офицеров и генералов предписывалось разместить в лагерях в Старобельске, Осташкове (Калининская область), в Козельске (Смоленская) и в Путивле (Сумская) 78. В данном слу­чае речь шла о тех самых лагерях, где позднее были уничтожены тысячи польских офицеров (так называемое Катынское дело). 13 октября Политбюро снова вернулось к этому вопросу, опреде­лив по предложению Берии практические мероприятия по пере­даче военнопленных в германскую часть Польши 79.

В советско-германских отношениях обозначились и другие трения. С 27 ноября 1939 г. германское посольство направило ноту Наркоминделу, в которой выражался протест по поводу национализации помещичьих земель на территории Западной Украины и Западной Белоруссии, в соответствии с решением народных собраний этих территорий от 28 и 30 октября 1939 г., поскольку она касалась и имущества граждан немецкой нацио­нальности. Наркоминдел в ответной ноте заявил, что решения о национализации принимались еще до включения этих облас­тей в состав СССР и в этих решениях ничего не говорилось о национализации каких бы то ни было имуществ 80.

И октября заместитель наркома иностранных дел В.П. По­темкин встретился с Шуленбургом и выразил ему недовольство "паникой и поведением немцев в Прибалтике". Германское правительство закрывает немецкие школы. "Создается впечат­ление, — сказал советский дипломат, — что немцы рассматри­вают заключенные нами договора с Эстонией и Латвией как катастрофу, угрожающую их собственной безопасности" 81. Он заявил, что считает позицию германского правительства не­правильной. Она дает пищу враждебной Советскому Союзу иностранной печати, которая уже пишет, что "вместо мира и порядка СССР несет в Центральную Европу и Прибалтийские страны пожар и потрясения" 82.

Шуленбург попытался успокоить Потемкина и согласился с тем, что германскому правительству следует принять меры для успокоения паникеров. 14 октября оно направило в Москву пространный ответ, в котором возложило ответственность на английскую пропаганду. По мнению германских властей, пере­селение немецкого населения на территории бывших польских областей осуществляется в полном спокойствии в соответствии с московскими соглашениями и займет много месяцев. Совет­ское правительство должно приветствовать такое мероприя­тие, так как снимаются всякие затруднения для отношений ме­жду Германией и СССР и Прибалтийскими государствами 83.

Вопрос по поводу переселения немцев из Прибалтики был предметом специального обсуждения на Политбюро ЦК ВКП(б) 84. В дальнейшем он снова поднимался в ходе контактов советских и германских представителей.

Значительный интерес представляет также состояние со­ветско-германских отношений в целом, их оценка обеими сто­ронами и в других странах. Обратимся к некоторым фактам.

Еще 9 октября советский посол в Италии докладывал в Москву о реакции Чиано на его встречу с Гитлером. По его сло­вам, Гитлер и Риббентроп рассыпались в восторженных комп­лиментах по адресу Сталина и выражали абсолютную уверен­ность в прочности, солидности и взаимной искренности совет­ско-германской дружбы 85. В одной из телеграмм посол писал, что у Чиано создалось впечатление, будто Гитлер готов в угоду Сталину переименовать свою партию из национал-социалист­ской в национал-большевистскую. Трудно сказать, чего было в этих отзывах больше — наивности или же (что более вероятно) желания Гитлера через Чиано вызвать определенное отноше­ние к Германии.

Следуя намеченной линии, Москва также подчеркивала свою доверительность Гитлеру. Так, 19 октября в беседе с Шу­ленбургом Молотов информировал его о беседах Майского в Лондоне с Иденом, Черчиллем и Батлером. По мнению Молото­ва, именно Батлер намекал на возможность заключения мира с Германией. Шуленбург просил уточнить, насколько такая воз­можность реальна 86.

Однако это не исключало мелких и более серьезных "сты­чек" и выражения недовольства. 26 октября Молотов в беседе с Шуленбургом отрицательно отозвался о намерении Германии осуществить контроль над торговыми судами Латвии, Эстонии и Финляндии и входом в Рижский и Финский заливы 87. По мне­нию наркома, предполагаемый контроль затрагивает зоны во­енно-политических интересов России и потому создает боль­шие неудобства. Молотов фактически не принял объяснений Шуленбурга и просил германское правительство отменить свое решение 88. Советское правительство расценивало это также как демонстрацию Германии в поддержку Финляндии, которая может стать "причиной срыва советско-финских перегово­ров". На следующий день советский посол в Берлине заявил, что Германия приняла решение отодвинуть границу торговой войны (речь идет о борьбе против контрабанды), но по сущест­ву продолжает эту войну 89.

13 ноября состоялась обстоятельная беседа Молотова с Шу­ленбургом и среди прочих вопросов снова была обсуждена тема о зонах германского контроля в Балтийском море. Шулен­бург сказал, что германское правительство "полностью идет на­встречу пожеланиям СССР о перенесении германского мор­ского контроля на Балтике в более западную ее часть, но остав­ляет за собой принципиальное право вести борьбу с военной пропагандой". Молотов согласился, но при этом твердо заявил, что "граница советского влияния в Балтике лежит на широте южной границы Литвы, а вопрос о морской границе не теоре­тический, а военный вопрос. Советские интересы на Балтике должны быть учтены германским правительством". Шуленбург подтвердил, что все будет сделано согласно желанию советско­го правительства 90. И на этом вопрос был исчерпан.