Владимир Кузнецов - Очерки истории алан

Специально отметим открытое в катакомбе № 48 погребальное покрывало, накрывавшее женский костяк и описанное Н. Н. Михайловым: «Сверху — шерстяное покрывало ручной художественной работы. Отчетливо видны орнаменты, рисунок из квадратов, треугольников, кругов бордового и серого цветов. Все это разукрашено мережкой. Края покрывала обшиты бронзовыми бляшками четырехугольной формы в виде листов клевера» (85). Этот уникальный предмет не сохранился.

Не менее уникальной была явно привозная (византийская?) мраморная овальная вазочка с боковыми ручками и отломленной нижней частью — дар инженера Трубецкого Кавказскому музею (86, с. 160). Вазочка не сохранилась, фотография ее имелась в архиве Н. М. Егорова, но после его кончины она исчезла вместе с другими материалами. Происходит с Рим-горы. Наконец, говоря о женском погребальном инвентаре, нельзя не отметить еще одну интересную деталь: в другом катакомбном могильнике X–XII вв. — у мебельной фабрики № 1 г. Кисловодска — найдены, пожалуй, древнейшие на Северном Кавказе швейные иглы с ушком, отличающиеся от современных только более крупными размерами и сделанные из бронзы (хранятся в Пятигорском музее).

Чрезвычайно интересен катакомбный могильник Мартан-чу в Чечено-Ингушетии, исследованный недавно В. Б. Виноградовым, X. М. Мамаевым и В. А. Петренко. Расположенный сравнительно недалеко от крупного Алханкалинского городища, он мог быть (по В. Б. Виноградову) некрополем этого городища (87, с. 47). К сожалению, материалы из Мартан-чу еще полностью научно не опубликованы, и мы можем сказать о них весьма не много. Судя по всему, могильник крупный и долговременный, время его функционирования исследователи определяют как VIII–XI вв. (88, с. 63–67; 89, с. 62–86). По богатству и разнообразию инвентаря и здесь на первом месте погребения феодально-дружинной знати. О прекрасной сабле из Мартан-чу мы уже говорили; богатые поясные наборы с орнаментированными бляшками, железные боевые топоры-секиры, ножи, металлические зеркала, туалетные наборы, перстни с вставками, браслеты (в том числе стеклянные), украшения головных уборов, бусы, стеклянная и глиняная посуда — таков неполный ассортимент погребального инвентаря, демонстрирующего высокий уровень местной культуры.

Специальный интерес представляют некоторые расписные глиняные кувшины из Мартан-чу. Один из них, опубликованный В. Б. Виноградовым, был покрыт орнаментом из цветной глазури (87, фото). Кувшин уникален. В. Б. Виноградов уверенно считает его византийским, но такая атрибуция нам кажется преждевременной. По своим формам и пропорциям кувшин идентичен кувшинам X–XII вв. из катакомб Змейской, где их множество. В Змейской известны и кувшины с боковыми «ушками» на венчике, подобными «ушкам» кувшина из Мартан-чу. Вероятно, кувшин — дело рук местного аланского гончара, работавшего в духе устоявшихся традиций. Но характер орнамента и техника цветной глазури действительно необычны для аланской керамики и представляются чужеродными. Возможно предположение о том, что сосуд вышел из местной гончарной мастерской, в которой работал заезжий мастер по росписи глазурью. Он и придал необычный вид некоторым сосудам из Мартан-чу. Может быть, он действительно был мастером византийским, но уверенности в этом нет.

Такова материальная культура алан, описанная нами схематично и неполно (обстоятельное рассмотрение этого вопроса может быть предметом специальной монографии). Уровень ее вполне соответствует приводившейся характеристике Шапуха Багратуни. Но мы не должны забывать известного положения В. И. Ленина о двух культурах в любой национальной культуре — народной демократической культуре и культуре господствующего класса (90, с. 120–121), в данном случае феодального. Феодалы были потребителями лучших достижений материальной культуры, весьма рельефно представленных во многих аланских могильниках, а уровень культуры феодального класса — это не уровень культуры народных масс, демонстрируемый в сотнях «рядовых» погребений, гораздо более бедных.

В X–XII вв. в связи с христианизацией в Аланию широко проникает христианская культура. Ее очагами были Византия, Абхазия и Грузия. Основное влияние христианской культуры шло через территорию Абхазии из Византии. На прилегающей к Абхазии территории Западной Алании в X в. сооружаются монументальные трехапсидные храмы крестовокупольной композиции на Зеленчуке и Щране, строится одноапсидный крестообразный в плане Сентинский храм в ущелье р. Теберды (91). Храмы Западной Алании — наиболее ранние памятники культовой архитектуры в РСФСР и наиболее крупные и значительные на Северном Кавказе; поражает их прочность — храмы стоят в целости тысячелетие! Воздвигавшие храмы зодчие были квалифицированными профессионалами, приехавшими в Аланию из восточновизантийских провинций и Трапезунда, но непосредственными исполнителями, надо полагать, являлись местные жители, умевшие хорошо обрабатывать камень. Верхнекубанские храмы воплотили в себе многие достижения строительной культуры того времени: применение прекрасного вяжущего раствора с включением в него клейких органических компонентов, черепица и кирпич-плинфа, наиболее ранние для Алании, оштукатуривание стен в интерьере, употребление оконного стекла и т. д. Опыт строительства крупных христианских храмов X в. оказал влияние на последующую гражданскую строительную культуру западных алан: известковый раствор, штукатурка, черепица, оконное стекло начали употребляться и в сооружении жилых зданий XI–XII вв. (например, в Адиюх и Нижнем Архызе, хотя и в ограниченных масштабах).

Христианские храмы и монастыри были средоточием культурных достижений и культурной жизни средневековья. Эти впечатляющие произведения архитектуры украшались в интерьере живописью и шедеврами прикладного искусства, составлявшими церковный инвентарь, драгоценными камнями, обладали рукописными книгами богослужебного содержания, в них звучала церковная музыка. Все это, несомненно, было и в храмах Алании. От церковного инвентаря сохранились только жалкие остатки — бронзовый «честной» крест с греческой надписью 1067 г. (92, с. 113–12В), осколки стеклянной посуды из северного Зеленчукского храма, фрагмент стенки резного костяного ларца византийской (видимо, константинопольской) работы (93, с. 82, рис. 63), костяная византийская икона из старых раскопок братьев Нарышкиных. Несколько лучше сохранились остатки былой фресковой живописи в Сентинском (94), северном и среднем Зеленчукском храмах (хотя они очень сильно пострадали). По содержанию фрески церковно-канонические, иногда сопровождавшиеся греческими надписями, по технике исполнения — безусловно, профессиональные, отличающиеся прекрасным рисунком (кистью по сырой штукатурке) и сдержанным, неярким колоритом с применением трех-четырех главных тонов. Расписывавшие верхнекубанские храмы художники также, скорее всего, были византийцами, но в росписях просматриваются и отдельные элементы восточного, может быть, местного происхождения, особенно в орнаменте. К сожалению, фрески аланских храмов еще не стали объектом специального искусственного исследования, и наши знания о них ограничены.