Владимир Кузнецов - Очерки истории алан

Проблема возникновения городов в Алании освещена очень слабо, в чем сказывается прежде всего недостаточная археологическая изученность городов. Многое здесь до сих пор остается неясным и спорным, но несколько наиболее крупных городищ, по-видимому, можно считать развивающимися городами. Это — городища Нижне-Архызское, Рим-горское, Нижне-Джулатское. Верхне-Джулатское, Ермоловское, занимающие большие площади при относительно высокой плотности застройки, хорошо укрепленные, стоящие На больших путях и окруженные богатыми могильниками. Безусловно, все они были еще слабо развитыми, но в то же время мы видим в их планировке четко выраженную социальную топографию: цитадель местного феодала, детинец его ближайшего окружения и обширный неукрепленный посад, где жил простой, феодально зависимый люд. Судя по имеющимся археологическим данным, особенно активным рост городских поселений в Алании был в X–XII вв. — почти одновременно с Русью, Византией и Западной Европой (65, с. 99). Сведений о континуитете (непрерывности) городской жизни с более раннего времени у нас нет. Аланские раннефеодальные города в основном вырастали из крупных родовых поселков, и лишь очень значительное по размерам Нижне-Архызское городище X–XII вв. в ущелье р. Большой Зеленчук, бывшее центром Аланской христианской епархии, могло сложиться вокруг религиозно-административного центра.

Аланские города, насколько можно об этом судить в настоящее время по ограниченным археологическим материалам, вплоть до татаро-монгольского нашествия оставались полуаграрными и сохранившими прочные связи с сельским хозяйством. Длительное сохранение этого полуаграрного характера аланских городов-эмбрионов следует связывать с длительным сохранением институтов патриархально-родовых отношений в Алании, хотя в разных местах и в зависимости от конкретно-исторических условий процесс развития городов протекал различно.

Средневековые города представляли крупные населенные пункты, часть жителей которых была связана с ремесленным производством и торговлей. О ремесле уже говорилось; что касается торговли, то, несмотря на отсутствие собственной денежно-монетной системы (возможно, в качестве монеты выступало что-то иное как средство обращения и мерило стоимости? — В. К.), свидетельствующей о неразвитости товарно-денежных отношений, факт широких торговых связей Алании вплоть до XIII–XIV вв. документируется как обширными археологическими материалами, так и рядом письменных источников. Так, византийский писатель Феофан в VIII в., рассказывая о приключениях протоспафария Льва (Исавра) на Кавказе, свидетельствует о том, что аланы соседят с авазгами и поэтому их «купцы то и дело отправляются к ним» (11, с. 82). Интересные данные находим у армянского автора IX в. Шапуха Багратуни, который, характеризуя Аланию и оценивая ее «со стороны», пишет: «Эта страна, полная всяческих благ, есть в ней много полота и великолепных одеяний, благородных коней и стального оружия, накаленного кровью пресмыкающихся, кольчуг и благородных камений» (66, с. 43).

Свидетельство Шапуха Багратуни доносит до нас восприятие Алании глазами современников — армян и, вероятно, цанаров, обитавших в горах южнее Дарьяльского ущелья. Наше внимание привлекает не только описание богатства Алании, но и то обстоятельство, что близкие соседи нередко посещали ее. Надо думать, что торговые интересы стояли при этом не на последнем месте.

Упомянутые Шапухом Багратуни «великолепные одеяния» в Алании действительно существовали: остатки богатых, расшитых золочеными кожаными аппликациями одежд найдены в ходе наших раскопок Змейского ка-такомбного могильника XI–XII вв. в Северной Осетии, но еще более значительные образцы происходят из разграбленного скального могильника «Мощевая Балка» близ п. Курджиново, в верховьях Большой Лабы. Здесь найдены уникальной сохранности комплекты мужской, женской и детской одежды и обуви, обшивавшейся по вороту, полам, рукавам, подолам импортными (преимущественно согдийскими) шелками. Найден и целый шелковый кафтан, украшенный изображениями полиморфных чудовищ-сенмурвов. Пет сомнения в том, что район Мощевой Балки в VII–IX вв. оказался на трассе «Великого шелкового пути», шедшего из Китая через Согд в Византию; благодаря этому пути Западная Алания втянулась в сферу мировой торговли. Более того, в Мощевой Балке осел целый комплекс китайских вещей VIII в., в том числе обрывки танской картины на шелке и листок бумаги с обрывком приходно-расходных записей: «… 100 монет… 10-й месяц, 4-й день… продал». А. А. Иерусалимская предполагает, что в могильнике был захоронен китайский купец (67, с. 14).

Ряд упоминаний аланских купцов содержится в источниках XIII–XIV вв. Так известно, что египетский султан Эльмелик Бейбарс в 1262 г. направил письмо хану Золотой Орды Берке; письмо в Орду отвез аланский (крымский? — В. К.) купец, бывший у султана доверенным лицом (68, с. 55). А. Ю. Якубовский писал: «Образ купца-алана очень знакомый образ XIII в.» (69, с. 68).

Мы не знаем, чем, кроме продуктов земледелия и скотоводства, торговали аланские купцы и что, кроме тканей и драгоценностей, они ввозили в свою страну, не ясно и многое другое (в том числе и национальный состав, ибо среди аланских купцов могли быть и евреи — выходцы из Алании), но само существование этой социальной прослойки в Алании не вызывает особых сомнений.

Итак, при всей ограниченности исходных данных мы можем в общих чертах реконструировать социальную структуру феодальной Алании следующим образом: основу ее населения и главный производящий класс составляло феодально зависимое крестьянство, экономически связанное с натуральным хозяйством, социально — с территориально-родовой общиной и патронимией; вторым производящим классом были выделившиеся из крестьянства ремесленники, достигшие высокой степени профессионализма и начавшие концентрироваться в возникающих городах; развитие производительных сил и рост внутренних и внешних экономических связей приводят к формированию социальной прослойки купцов, действовавших как на внутреннем, так и на внешнем рынках; наконец, на верхушке аланской социальной пирамиды находится феодальная элита, формировавшаяся из старой родоплеменной знати и военных вождей-алдаров (70, с. 23–27) и опиравшаяся на хорошо вооруженные конные дружины профессиональных воинов. Как видим, и мелкое крестьянское хозяйство, и независимое ремесленное производство, по К. Марксу, образующие «базис феодального способа производства» (71, с. 346, прим. 24), здесь налицо.