Михаил Тяглый - Холокост в Крыму

Он меня не пускал, но я сказал, что все-таки я пойду домой. Я только попросил его, чтобы он шел позади меня, в случае, если меня схватят, чтобы он мог сообщить моей семье о моей судьбе.

Так мы пошли с ним по внешней улице, я впереди, он сзади шагов на двадцать. Дорогой нас никто не задержал, и мы дошли благополучно до «толкучки», свернули на Севастопольскую. Там, на углу Фонтанной, я увидел — висел один повешенный с надписью «За скрытие жида». Я благополучно дошел домой (Советский переулок, 10). Рефат хотел зайти, но я ему сказал, чтобы он не заходил, может быть, кто из соседей увидит. Он вернулся. Я пришел в дом и стал с женой советоваться, что делать дальше.

Я шел спокойно, но каждый переулок мне казался засадой. Я не боялся, что меня убьют, но впечатление от висельников осталось тяжелое. По улицам народ бегал, не смотрели друг на друга. Чувствовалась растерянность, это было тяжело видеть.

Жена мне сказала, что в течение этих двух дней, что я не был дома, она сделала разведку через одну русскую женщину, которая жила у нас до немцев, она была нам очень предана и ходила к нам и теперь. Она сделала разведку и убедилась, что кругом города стоят заставы, выйти из города нельзя.

Разговаривая с женой, я вспомнил, что хозяин дома когда уезжал, то сказал мне, что в доме есть двойная стена, выходящая к соседям рядом, потолок общий, примыкает непосредственно к соседской стене, если будет нужно что-либо спрятать, вещи или продукты, то можно туда спрятать, там сухо и все сохранится. Это две фундаментальные стены и между ними сухое место, где можно сохранить и никто не догадается, но для этого нужно прорубить фундаментальную стену в конце дома и можно пролезть в пустое место между соседями и нами.

Когда эта мысль пришла мне в голову, я сказал жене, и мы решили посмотреть, что это за место. Дождалась вечера, то есть четырех часов, когда по разговору на улице мы догадались, что уже пошли патрули, значит, четыре часа и всякое хождение по улицам прекращается. Мы прорубили стенку, там оказался узкий проход, лежать было нельзя, только сидеть и стоять. Жена втолкнула мне туда перинку, в бутыль налила воды, я туда залез, меня замуровали, жена замазала стенку, побелила на чердаке (мы пробрались туда через чердачный ход). Потом жена слезла вниз, и мы с ней договорились что она будет стучать в стену, чтобы я указал ей место в стене. Я стучал, и в полуметре от потолка она пробила дырку, чтобы можно было переговариваться. Вырубила кусочек дерева, обмазала его глиной и затыкала эту дырку после разговора. Между стенками я взял с собой лом, топорик, и, когда не видела жена, я взял бритву. Я решил, что живым оттуда не выйду, чем сдаваться — лучше умереть. Так начался день. Там было темно, я постучал, она открыла отверстие, я говорю:

— Утро, а у меня темно.

Я пробуравил отверстие шириной в большой палец, и луч света ударил прямо в стенку. Жена спросила: «Ну, как тебе?» Я сказал, что мне хорошо, я выспался.

Часов в десять утра залаяла собака во дворе, я глухо услышал топот ног. Оказалось, что пришли из полиции русские. Сделали повальный обыск, искали, где муж. Жена сказала, что муж ушел давно. Он ушел, а через часа два пришли и забрали жену и дочь. Я этого ничего не знал.

Мы с женой условились. Рядом с этой стенкой была темная комната, в которую ход был из сарая, в комнате висел рукомойник. Мы уговорились, что если ее будут забирать, то она придет туда и будет стучать рукомойником, закричит «Верочка, собирайся, пойдем». Но этого она не успела сделать, когда пришли первый раз. Когда же пришли через два часа за ними, она пришла в темную комнату и стала стучать рукомойником и кричит: «Верочка, собирайся, пойдем!». Я все понял, их забрали часа в два дня. Я решил, что раз их забрали, значит — все. Жена моя русская. Можно себе представить мое состояние. Но выбраться оттуда я не решился. По узкой полоске света я наблюдал, что наступает конец дня, и часа в четыре свет совершенно пропадал, я понял, что наступает ночь. Патрули кругом громко разговаривают, собака принялась жутко выть, ведь во дворе никого не осталось, я в эту ночь чуть было не рехнулся, но все-таки решил еще подождать. Думаю, если утром не вернутся, то надо кончать. Выбраться я все-таки решил. Но день этот переждал, смотрю — луч света уходит, а никого нет. Не знаю, чем объяснить, но я все-таки переждал еще ночь. Это уже была вторая ночь без семьи. Собака эту ночь так выла, что нельзя было места найти. Тут самому не знаешь куда деваться, а еще собака воет. Свет у меня появился не раньше девяти часов утра.

В бутыли у меня было литров шесть воды. Во рту все высыхало, воду пил, а есть не хотелось, даже о еде и не думал. Первый день ел, когда семья была тут, а когда уже их забрали, то только пил.

Стал ждать, думаю: ну, если сегодня не придут, значит, все. Решил твердо кончать это дело, что же жить без семьи?

Часа в два дня слышу: собака залаяла, хлопнула калитка быстро. Я решил, что наша знакомая русская женщина имела ключ и она пришла проведать меня, она знала, что я там нахожусь. Рядом со мной был большой сарай, слышу: дверь отворяется в сарай — а в сарай ход знала только одна жена. Она через сарай пробежала и вскочила в темную комнату и стала кричать: «Илюша!»

У меня дыхание остановилось, слезы душат меня и ответить я не могу, а она меня зовет: «Илюша!»

В это время опять хлопнула калитка, опять кто-то прибежал, слышу шаги, но не знаю кто это. Слышу, жена крикнула: «Верочка, папы нашего нет». А я ответить не могу, только за стенку хватаюсь. Прошло некоторое время, волнение улеглось, и я ответил:

— Ой, родненькие, вы живы!

Жена вынула деревяшку, я спрашиваю их, что с ними было? Жена говорит: все расскажу, только не волнуйся.

Я немного успокоился и пришел в себя. Жена говорит:

— Прежде всего, мы не ели и ты тоже, я приготовлю покушать, а потом все расскажу.

Я кое-как дождался, пока наступил вечер, жена постучала и втолкнула в отверстие пробирку с бульоном, грамм тридцать бульона с рисом, я из пробирки выливал в чашку, так она мне дала пробирок двадцать, и, пока теплое, я поел. Она рассказала, что их забрали в полицию пятого участка. Там было несколько евреев. Ночью их вызвали на допрос, спрашивали, где жили раньше. Раньше мы жили на Розы Люксембург. Откуда приехали, кто такие? Жена сказала, что я у ней второй муж, и дочь от первого мужа, указала адрес. Все-таки им не поверили и отправили обратно в камеру. Вызвали людей из того двора, где они жили раньше. Они сказали, что дочь эта от еврея. Больше всего жена мучилась из-за дочери. У дочери брали на исследование волосы, измеряли голову. Дочь держалась смело, она очень смелая у нас, я даже не ожидал. Она сказала, что это не ее отец, что ее отец русский, можете узнать по метрике. Она родилась при советской власти на Украине, и в метрике записали — «украинка». Метрическая сохранилась, немцы ничего не могли сделать и выпустили их обеих. Мы немного успокоились. Так прошло несколько дней. Всего я там прожил порядочно.