Денис Хрусталёв - Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.

Придворный волынский летописец ни словом не отметил то отчаяние, которое должно было охватить деятельного князя Даниила, но вставил неожиданную сентенцию общего характера: «…бывшю же межю ими овогда миру, овогда рати» [394].

То место, которое избрал автор летописи для такого амбивалентного резюме, надо полагать, не случайно. Существовала некая временная лакуна, прежде чем Романовичи осознали, что у них есть все шансы изменить положение в свою пользу. Силы сторон были равными, баланс, как отмечалось в предыдущих главах, неизменно сохранялся уже с 1236 г. Любое изменение в регионе могло произойти только в случае появления там некоего нового раздражителя, носителя новых как военных, так и политических возможностей. В 1237 г. таким новым фактором стал Ярослав Всеволодович Новгородско-Переяславль Залесский. Его внезапный уход на северо-восток и вокняжение там позволили Ольговичам переиграть замешкавшихся Романовичей, захватить Киев и вернуть Перемышль. Надо полагать, реванш Даниила мог произойти только в случае появления в регионе другого раздражителя, на котором можно было сыграть уже против Михаила. И такой фактор возник, но только не в 1238 г., а на следующий год — это были все те же монголы.

Разгромив северо-восточные земли Руси, Батый увел свои поредевшие войска в степь. Однако серьезной передышки они не получили. Как верно отметил В. В. Каргалов, в отличие от русских источников, согласно которым монголы ушли в Поле на отдых, восточные, напротив, повествуют о непрерывных в эти годы (лето 1238 г. — осень 1240 г.) наступательных и карательных операциях монголов. Дешт-и-Кипчак еще не был покорен. Пока одни ханы ходили громить Северо-Восточную Русь, другие сторожили их тылы от половцев и других кочевников. Требовалось подчинить эти народы для того, чтобы продолжить поход на запад. Их покорность не только обеспечивала спокойные тылы, но и позволяла пополнить войско новыми подразделениями. Они же могли компенсировать и потери в лошадях.

Рашид-ад-Дин писал, что вслед за передышкой, последовавшей после штурма Козельска, осенью (летом) 1238 г. ханы Менгу и Кадан «выступили в поход против черкесов и зимою убили тамошнего государя по имени Тукара [ вар. Букар, Букан, Тукан, Куркар и т. д. ]» [395]. Дальний поход за Кубань должен был отвлечь пару туменов вплоть до начала 1239 г. Тем временем другие ханы — Шейбан, Бучек и Бури — двинули своих всадников на юг, против половцев и далее в Крым [396]. Берке, присоединив к своему тумену дополнительные войска от родственников, также направился покорять половцев [397]. Войны с причерноморскими кочевниками должны были быть для монголов особенно сложными и принципиальными. Они встречали здесь родственные как по образу жизни, так и по формам мышления народности. Перебить или покорить их было так же тяжело, как самих себя. Это была «особая арена военных действий» [398].

И тем не менее масштабное наступление на кочевников причерноморских степей вскоре дало свои результаты. Значительная часть степняков влилась в ряды монгольской армии. Только непокорный хан Котян решил уйти в Венгрию, где был с радостью встречен королем Белой, нуждавшимся в боеспособных воинах [399].

Покорение половцев заняло 1238–1239 гг. Далее следовали области в предгорьях Северного Кавказа и Дагестане:

«Потом в кака-ил, год свиньи, соответствующий 636 г. х. [ 14 августа 1238 — 2 августа 1239 г. по Р. Х. ], Гуюк-хан, Менгу-каан, Кадан и Бури направились к городу Минкас [ вар. М. к. с.; Манач (Маныч) или Орнач [400]] и зимой, после осады, продолжавшейся один месяц и пятнадцать дней, взяли его. Они были еще заняты тем походом, когда наступил год мыши, 637 г. х. [ 3 августа 1239 — 22 июля 1240 г. по Р. Х. ]» [401].

Весной 1240 г. монголы посылали войско на Дербент [402].

В этот тяжелый для Батыя период экспансии осложнились и внутренние взаимоотношения в среде Чингизидов. Недовольство руководителем западного похода высказывали молодые ханы Гуюк и Менгу. Угэдей расценил эти действия как предосудительные, мешающие успеху дела, и отозвал принцев в свою ставку. «По приказанию каана» осенью 1240 г. они покинули Дешт-и-Кипчак, а в год быка, 638 г. х. (23 июля 1240 г. — 11 июля 1241 г. по Р. Х.), достигли и «расположились в своих ордах» [403].

Высылка знатных участников похода должна была подкрепить авторитет Бату, которому, однако, необходимо было торопиться. Инцидент вполне мог повториться и иметь совершенно обратные последствия: доверие великого хана, страдающего алкоголизмом, не могло быть вечным. Вполне может быть, что к осени 1240 г. концентрация сил монгольской армии еще не была завершена, но конфликт в стане Чингизидов заставил Бату действовать решительнее. Пока шло покорение половцев и комплектование новых частей, Бату ограничивался в отношении Руси эпизодическими набегами. Он сам, судя по сообщениям Рашид-ад-Дина и других восточных авторов, никуда лично войной не ходил. Ему достаточно было административной и координационной работы. Соответственно и все операции против русских земель планировались в его ставке и имели вполне четкую направленность и зону развития.

В 1238 г. после ухода из-под Козельска Бату больше войск на Русь не посылал. Благостный ростовский летописец даже отметил в конце статьи этого года: «Того же лета выло мирно» [404]. Позднейший редактор для улучшения понимания незадачливым читателем добавил: «от татар» [405].

Однако уже в следующем, 1239 г. все изменилось. Монголы провели сразу три рейда в разные части страны: «и поиде в землю Половецкую, оттуда же поча посылати на грады Русьскые» [406].

Первым источники всегда называют поход монгольских войск на Переяславль Южный:

«…и взять град Переяславль копьемь, изби всь, [и люди вся сущаа во градеовыхъ избиша, а иныхъ плениша], и церковь архангела Михаила скруши, и сосуды церьковьныя бещисленыя златыа и драгаго каменья взятъ, и епископа преподобнаго Семеона убиша» [407].

Ни о каких переговорах или предварительных условиях со стороны монголов, как в случае нападения на Рязань, источники не сообщают. Говорится только, что обрушились и разорили. Другие подробности отсутствуют, а они необходимы для понимания происходящего. Ведь после этого нападения Переяславль Южный не просто был сожжен, а его главный храм стерт с лица земли, но и само поселение перестало существовать [408]. Завершилась более чем двухсотлетняя славная история Переяславского княжества, русского форпоста на границе степи. Князья сюда и прежде-то ездили редко, а теперь вовсе прекратили. Неизвестно даже, сохранилось ли в округе русское население или оно вновь пришло в XVI в., когда город действительно стал возрождаться — новые обитатели не всегда даже правильно знали посвящение местных храмов. Этот удел еще в начале XIII в., когда ослабла половецкая угроза и изменился режим торговых путей, стал постепенно хиреть, а после 1239 г. исчез как явление, передав название своей епархии ордынскому Сараю [409]. Даже через триста лет Тверской летописец отмечал, что в городе нет ни епископа, ни людей: