Денис Хрусталёв - Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.

По мере продвижения в глубь Руси заряд агрессивности и жестокости у монголов, видимо, постепенно снижался. Решительному разорению подверглись только самые крупные города, а также те, которые отказались добровольно открыть ворота (Коломна, Москва, Суздаль, Владимир, Переяславль Залесский, Ярославль). Археологические данные показывают, что, например, Ярославль в эти годы был сильно разрушен и долго не мог восстановиться в прежних границах [365]. О Владимире известно, что князь Ярослав сумел собрать туда жителей ( «люди оставшаа събра и утеши»), но городские стены восстановил только частично [366]О тех городах, которые лишь вскользь упомянуты летописью, что-либо определенное сказать трудно. Скорее всего, многим удалось сохранить свое хозяйство в неприкосновенности. Это, конечно, не относится к сельским поселениям, на которые традиционно ложатся все тяготы войны. Как в Рязанской, так и во Владимиро-Суздальской земле они подверглись массовому разграблению [367]. Единственным «позитивным» фактом было то, что нашествие пришлось на зиму, что не позволило захватчикам разорить посевы и разразиться голоду.

Особенно заметным был урон от нашествия в среде волостных лидеров. Погибли наиболее способные администраторы, полководцы и обученные воины: князья, посадники, воеводы. Произошла повсеместная смена состава во властной элите.

Из княжеской династии Рязани выжил только один полулегендарный Ингварь Ингваревич, известный лишь по «Повести о разорении Рязани Батыем» [368]. Да плененный монголами Олег Ингваревич, который вернется из заточения через 14 лет в 1252 г. (ум. в 1258 г.) [369]. Во Владимиро-Суздальской земле погиб великий князь Юрий со всей своей семьей (женой, дочерьми, сыновьями) и почти все удельные князья (Всеволод и Василько Константиновичи, Ярославич из Твери) [370]. Владимирский великокняжеский летописец специально перечисляет всех членов княжеской фамилии Юрьевичей, выживших после Батыева нашествия:

«…гониша по нихъ погании, и не обретоша а; Богъ избави а от руку иноплеменникъ, благочестиваго и правовернаго князя Ярослава, с правоверными его сынами, бе бо у него сыновъ 6 Александръ, Андрей, Костянтинъ, Афанасеи, Данило, Михаило, Святослав с сыном Дмитриемъ, и Иванъ Всеволодичи, и Василеи, Володимер Костянтиновичъ и Васильевича два, и се все сохранени быша молитвами святыа Богородица» [371].

Наибольшее количество выживших относилось к зарождающейся династии Ярославичей. Старший сын Ярослава Всеволодовича Федор умер еще в 1233 г., а другого его сына, неизвестного нам по имени, монголы убили в Твери в феврале 1238 г. Однако и после этого новый великий князь располагал шестью помощниками, еще не вступившими в полосу зрелости (Александр, Андрей, Константин, Ярослав (Афанасий), Даниил, Михаил) [372]. Сразу трое из них позднее также получат титул великого князя Владимирского. Восемнадцатилетний Александр к этому времени уже несколько раз оставался для самостоятельного правления в Новгороде: сначала с братом Федором (до 1233 г.), а затем ему «на руки» поручали Андрей [373]. Другие братья были еще моложе, и круг их деятельности был ограниченным.

Недвусмысленное указание летописи на то, что монголы гнались и искали перечисленных князей, может относиться к тем, кто участвовал в битве на Сити (Святослав с сыном и Владимир Константинович). Для других это не должно служить чем-то большим, чем намеком на их близость к маршрутам прохождения монгольских войск. Иван Всеволодович Стародубский, как известно, на Сить не успел [374], как и его брат Ярослав, задержавшийся где-то в Новгородской земле. Сын Всеволода Константиновича Василий, возможно, был еще молод и не принимал участия в военных действиях [375]. То же следует сказать о Борисе и Глебе Васильковичах, — совсем ещё детях, — будущих ростовском и белозерском князьях [376].

Всего летопись отмечает 14 выживших князей, из которых, однако, реальными администраторами могли считаться только 24-летний Владимир Константинович и три переступивших за 40-летний рубеж Всеволодовича: Ярослав, Святослав, Иван. На них и легло руководство восстановительными работами в регионе. Лидером, естественно, стал старейший — Ярослав, который покинул ради этого и Киев и Новгород:

«Ярославъ, сынъ Всеволода великаго, седе на столе в Володимери; [и обнови землю Суздалскую, и церкви очисти отъ трупия мертвыхъ, и кости ихъ сохранивъ, и пришелци утеши, и люди многы собрах]; И бысть радость велика хрестьяномъ, ихже избави Богъ рукою своею крепкою от безбожныхъ Татаръ, и поча ряды рядити, якоже пророкъ глаголетъ: «Боже, судъ Твои церкви дажь и правъду твою сынови цесареви судити людемъ твоимъ в правду и нищимъ твоимъ в судъ», и потомъ утвердися в своемъ честнемь княжении» [377].

Как писал Н. М. Карамзин, «Ярослав приехал господствовать над развалинами и трупами» [378]. Летописец, который велся при великокняжеском дворе, неизбежно должен был нарисовать образ князя с верноподданническим почтением и любовью. Однако если иметь представление об ущербе, нанесенном монголами, и смотреть на позднейшую достаточно динамичную реанимацию экономики Владимиро-Суздальской Руси, то мы вынуждены будем признать, что новый властелин действительно проявил себя как энергичный и рачительный хозяин.

Первые меры носили санитарный характер. Ярослав лично руководил захоронением погибших. Так как смерть унесла население целых городов, то у многих погибших могло не остаться живых родственников, и их погребение ложилось на плечи государства.

Очистка местности от последствий войны должна была показать жителям, что князь находится на месте и заботится о них. Возвращение населения в города было задачей нелегкой. Страх, как известно, всегда рождается раньше, а погибает позже. Меры по привлечению населения в покинутые места были важной заслугой новых руководителей.

Кроме того, требовалось упорядочить отношения между общинами ( «поча ряды рядити»), на которые тяготы войны легли непропорционально. Выше было отмечено неожиданное размежевание, наступившее между Суздалем и Ростовом. Судя по всему, Ярослав не стал насильно восстанавливать волостное единство. В это время на севере Владимиро-Суздальского княжества образовалась целая группа наследственных владений Константиновичей (Ростов, Кострома, Галич, Ярославль, Углич, Белоозеро) [379]. Возможно, горожанам Суздаля казалась более перспективной близость со столичным Владимиром, чем со все более удалявшимся от большой политики Ростовом [380]. Ярослав также расценил, что разоренный город сейчас удобнее всего отторгнуть от ростовского клана, да и правильнее было передать его более подготовленному правителю. Суздаль перешел ко второму Всеволодовичу — Святославу, владевшему ранее Юрьев Польским [381], а Ростов за собой сохранили наследники Василька Константиновича, Борис и Глеб [382].