Валерия Косякова - Код Средневековья. Иероним Босх

Рис. 2. Внутреннее духовное убожество, зло и извращённость Люцифера / дьявола иконографически возможно показать через уродства, искажения, девиации, совмещение не совместимого: как дьявол пытается испортить гармонию мироздания и божественный замысел, так и он сам является отпадением от нормы и всевозможных законов. Поэтому изображение дьявола и его приспешников строится по определённому канону, использующему приём «от противного» – любые искажения лишь подчёркивают природу зла, ок. 1450–1470 гг. MS. Douce 134, fol. 098r. Bodleian Library, Oxford.

Люцифер, пожелавший стать «князем мира», становится князем ада; в аду он в своеобразной форме получает желаемое: он несёт бремя мира, всех его грехов, в образе ужасных пыток, которые он должен и терпеть, и исполнять (рис. 3).

До наступления позднего Средневековья называть нечистого Люцифером не любили. Это имя рождало массу противоречий между негативной семантикой слова и его позитивной этимологией (лат. lucifer – несущий свет, а свет ассоциировался с Иисусом). Поэтому долгое время предпочитали именовать врага рода человеческого Сатаной или Дьяволом. За Люцифером же в истории европейской культуры надолго закрепилось реноме тщеславного предателя и порочного гордеца. Лишь только с наступлением эпохи романтизма (в конце XVIII – начале XIX веков) начинается переосмысление образа падшего ангела: из русской культуры припоминается «Демон» Михаила Лермонтова и иллюстрации к нему Михаила Врубеля. Романтики основательно воспылали интересом к фигуре самого главного непреклонного мятежника, восторгаясь его неистовым и немыслимым бунтом против Повелителя, Господа, Бога-Отца. Мятущийся и не ведающий покоя дух Люцифера в качестве жертвы репрессий тоталитарного Провидения становится героем в XX веке, тогда же, когда Хорхе Луис Борхес переозначивает статус и роль Иуды (традиционное для Средних веков олицетворение архетипа предателя, как и Люцифер). В симптоматичной новелле «Три версии предательства Иуды» Борхес рассуждает о евангельских событиях. В первой, традиционной, версии – рассказ об Иуде как об апофеозе зла, радикальном предателе. Вторая версия: Христос просил Иуду совершить предательство, и тот согласился на добровольное мученичество. И, наконец, третья версия: Иуда – истинный искупитель рода человеческого, принявший мытарства, принёсший себя в жертву на алтарь Христа, преданного, умершего, но воскресшего в отличие от бесконечно страдающего Иуды. Образ Иуды концептуализирован и в знаменитой рок-опере «Иисус Христос суперзвезда» Эндрю Ллойда Уэббера и Тима Райса, где предатель изображён сложным, вдумчивым, страдающим, переживающим и жертвующим героем. Различные художественные произведения XX и XXI веков с ходом времени всё чаще, больше, активнее переосмысливают и реабилитируют героев, имевших исключительно негативную репутацию на протяжении многих столетий.

Рис. 3. Существовала традиция изображать Люцифера трехголовым, как ужасную пародию на Святую троицу: скульптура XII в. в храме святого Василия в Этампе изображают его с тремя головами, каждая из которых пожирает по человеку; немного позднее так же изобразил Люцифера и Данте Алигьери, только грызущие головы Люцифера стали истязать конкретных персон: Иуду Искариота, Брута и Кассия (губителей, убийц и предателей). На миниатюре XIV в. к тексту «Божественной комедии» Люцифер, собранный из разных частей животных и птиц, сам горит и, в то же время, испепеляет. Add MS. 19587, f. 58r. British Library, London.

О картинках адских мук сообщают герои (святые или грешники), совершившие путешествие в долину скорби, или души умерших грешников, которым удалось вступить в контакт с живыми людьми. Эти сообщения так или иначе рассказывают о других, тёмных сущностях, отказавшихся от жизни в пользу зла и мрака. По большому счёту, Люцифер и его когорта становятся для Средневековья радикально другими, чужими и чуждыми существами, отпавшими от божественного космоса (порядка), злыми маргиналами. Примечательно, сам образ Люцифера-дьявола, чертей и бесов формировался из черт, призванных показать инаковость и враждебность по отношению к человеку или христианскому сообществу. Поэтому олицетворения нечистых сил содержали, помимо звероподобия, определённые черты семитской расы, представители которой ассоциировались с иудаизмом или исламом – иными, чуждыми, враждебными христианству религиозно-идеологическими системами (корни европейской нетерпимости к «другим», не единожды оборачивавшейся гонениями, погромами, чертами оседлости, лагерями и т. п., следует искать в средневековых оппозициях «свой-чужой»). Босх достаточно часто награждает «представителей тьмы» характерными носами и смуглой кожей, облачая их в восточные наряды. Так природа иного, врага и нехристя (мусульманина, еврея, колдуна и т. д.) уравнивается со звериной. Иеронима же можно заподозрить в антисемитизме, что, впрочем, обычное дело для Средневековья.

В разнообразных ликах и ипостасях Люцифера у Иеронима Босха и других художников и мыслителей Средневековья обнаруживаем отталкивающий, монструозный образ, состоящий из контаминации и сплава различных частей тела зверей и птиц. Образы зла и демонического у Иеронима представлены различными мутациями и гибридами птиц и зверей. Это неспроста. Животные и пернатые символизировали определённые идеи, модели поведения, но, что важнее всего, – смертные грехи. Образ дьявола, ставший постоянным явлением в христианской иконографии лишь с IX века, мог состоять из черт, присущих льву (гордыня), свинье (жадность), ослу (лень), носорогу (гневливость), обезьяне (похоть), змею (зависть), волку (скупость). Составные детали ликов зла неизменно дополнялись и пополнялись новыми бестиарными элементами, включавшими разнообразный негативный пантеон тварей. Так змея (или дракон), предатель рода человеческого, напоминала о грехопадении Адама и Евы; обезьяна – означала издевательства дьявола над Богом и творением; медведь ассоциировался с похотью, а пятнистый леопард – с запятнанностью, обманом и мошенничеством; лиса символизировала хитрость, свинья – женскую сексуальность, конь или бык маркировал мужскую сексуальность, кошка – тщеславие. Кит, в соответствии с историей Ионы, означал зияющую пасть ада и отождествлялся с Левиафаном. Ворон ассоциировался с Каином и птицей-падальщиком, обманувшей Ноя; чёрт-козёл – с Паном и Тором. Волк – предатель, связывался с образом «лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Матф. 7:15). Дьявол подобен льву, он нападает, чтобы разорвать. Очевидной казалась богословам связь дьявола «господствующего в воздухе» (Еф. 2:2) с птицами (прежде всего с вороном и орлом. В Апокалипсисе ворон – птица, пожирающая трупы (Откр. 19:17–18), также демонов обнаруживали в пернатых, склёвывающих падающее с неба «зерно слова Божия», не давая ему упасть на плодородную землю (Мт. 13:4), рис. 4 а, б, в. Вышеозначенный список зверей и птиц обнаруживаем в различных многосоставных образах демонов, чертей и дьявола на картинах Иеронима.