Роман Храпачевский - Военная держава Чингисхана

«Юань ши», сохраняя эти черты традиционной китайской историографии, носит при этом достаточно отрывочный и несистематизированный характер сравнительно с другими китайскими сводами-хрониками иных династий. Однако ее ценность в том, что возможен сравнительный анализ с другими источниками, в первую очередь с «Сокровенным сказанием» (которое не было известно составителям «Юань ши»), со «Сборником летописей» Рашид ад-Дина (использовавшего официальную и «тайную» летописи монгольских каанов, а также сведения Пулад-чэнсяна, прибывшего в 1286 г. из Китая в Иран) и «Шэн-у цинь-чжэн лу». Такое сравнение позволяет вычленять независимо подтвержденные сведения из всех этих источников и, возможно, получать представление о первоисточниках этих сведений. Последняя задача очень важна, так как таких первоисточников по периоду Чингисхана очень мало — «Сокровенное сказание» со стороны монголов, сочинение ан-Насави со стороны их противников и «Мэн-да бэй-лу» как относительно нейтральный источник.

Другой важной особенностью «Юань ши» является стремление ее составителей опираться на доступные им документы, современные событиям, затрагиваемым в соответствующем разделе. Узость базы таких источников — это не вина составителей, так сложились условия сохранности документов — часть их была изначально недоступна китайцам как пораженному в правах и покоренному монголами большинству населения юаньского Китая, часть была недоступна из-за языковых барьеров, а еще большая часть была просто уничтожена в ходе многолетней войны за независимость от монголов. Поэтому есть очевидное неравенство и неровность в материалах хроники — чем дальше от эпохи первых каанов и ближе ко времени составителей «Юань ши», тем больше и систематизированнее ее информация, тем более она достоверна. Впрочем, даже в кратких, часто с искаженными транскрипциями иноземных и варварских для китайца названиях имен и местностей, в нередких перестановках событий и искаженной хронологии, все равно проглядывают реальные документы эпохи Чингисхана и его первых преемников, которые трудолюбивые компиляторы хроники сумели раздобыть где только можно — в том числе в ходе рискованной экспедиции во враждебную Монголию [87, с. 13].

Этот упор на документы привел к еще одной особенности — сведения в разделе жизнеописаний знаменитых личностей более информативны и достоверны (конечно, с необходимой поправкой на известные штампы китайского жанра эпитафий «добродетельным чиновникам»), чем в «Основных записях». Частично это связано с тем, что масштаб общегосударственных событий, которые заносились в отдел официальной государственной хроники, заслонял частные события жизни, пусть и у выдающихся, но отдельных людей.

Но есть и другое объяснение — общегосударственные архивы в основном были недоступны создателям «Юань ши», зато частные архивы и частные документы сохранились лучше государственных. Поэтому составители ЮШ и шли на несколько необычный для китайской традиции составления династийных хроник шаг— вносили в «Основные записи» выжимки сведений из материалов к жизнеописаниям знаменитостей, живших в тот период, который рассматривался в соответствующей цзюани из основной части хроники. Так, в жизнеописании Алахуш-дигитхури (цзюань 118) почти дословно цитируется надгробная надпись на могиле его потомка, где приведен текст императорского указа от 1305 г. с перечислением подвигов его предков [128, с. 147–150].

Значение ЮШ тем еще важно, что именно через нее в позднюю монгольскую и тибетскую историографию попали сведения о первых монгольских ханах. Данное обстоятельство приводит к тому, что во многих случаях, особенно в вопросах хронологии, надо осторожно подходить к известиям монгольских и тибетских источников XVII–XVIII вв. То есть всегда есть вероятность, что их первоисточником была ЮШ — критерием может быть сравнение с ТИМ, в которой дат немного и потому их «уточнение» на базе ЮШ бывает сомнительным. Датировки ЮШ надо использовать при условии их сравнения с более надежными (с точки зрения хронологии) источниками — например с Рашид ад-Дином. Существует также проблема несверенности ряда материалов сводчиками ЮШ — они иногда двоятся [345], названия одних и тех же людей, местностей, некитайских титулов и должностей постоянно записываются по-разному (различными иероглифами) в разных разделах ЮШ. С одной стороны, это мешает восприятию информации, но с другой — открывает возможности для вычленения и критики первоисточников ЮШ, а значит и их реконструкции.

Еще одной особенностью ЮШ является ее пересечение с ШУЦЧЛ: есть очень ценное прямое указание в ЮШ на существование косвенного доступа сводчиков династийной хроники «Юань ши» к сведениям «Тобчиян», под которой понималась ТИМ [87, с. 11], но доступа условного — только через посредство ШУЦЧЛ. Ведь самого ТИМ они не знали, а вот ШУЦЧЛ, точнее одну из его версий — отредактированный перевод ТИМ Чагана [346], был в коллегии историографов согласно вышеприведенному отрывку ЮШ. К самой «Тобчиян» китайские историографы не допускались (см. [55; цз. 181, с. 1946] и [119, с. 148]) и вынуждены были довольствоваться отрывками ее сведений из других сочинений.

На значение ЮШ для истории монголов рано обратили внимание отечественные исследователи: в 1829 г. первый перевод на русский язык фрагментов первых четырех цзюаней сделал и издал под названием «История первых четырех ханов из Дома Чингисова» выдающийся русский китаевед о. Иакинф (Бичурин). Для того времени это было колоссальное достижение, намного опередившее европейскую синологию. Однако сейчас ряд недостатков этого издания (помимо его крайней библиографической редкости) уже не может быть терпим. Дело в том, что бичуринский перевод ЮШ был не самостоятельным переводом, а совмещением переводов отрывков ЮШ с переводами позднейшей хроники «Тунцзянь ганму», которые вместе составили «Историю первых четырех ханов из Дома Чингисова». Кроме того, в переводе о. Иакинфа использовались собственные названия, сильно искаженные цинской комиссией для «высочайшего утверждения слов в Юаньши» при императоре Цяньлуне в XVIII в. По этой причине вся номенклатура собственных имен в переводе Бичурина должна быть подвернута сплошному пересмотру и исправлению. Позднее, в начале XX в., А. И. Иванов сделал переводы части фрагментов ЮШ, в которых были упоминания о походах монголов на Русь. Эти переводы в определенной мере дополнили работы о. Иакинфа, но только по данной теме. Но на тот момент не существовало ни критических работ по Рашид ад-Дину, ни исследований по языку монгольско-китайской канцелярии при Юань, что не могло не сказаться в восприятии специфического текста ЮШ, широко использовавшего некитайские имена, названия местностей, должностей и бытовых реалий некитайских народов. Для точной расшифровки всего этого на данный момент есть все возможности, накопленные за последние десятилетия исследователями истории монгольской империи.