Денис Хрусталёв - Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

ГЛ. XIV, 5–6.

На Имере (Етеге) жили самые северные из латгалов, а за ними уже эсты Сакалы (ГЛ. С. 502, прим. 92).

ГЛ. XIV, 10; Матузова, Назарова, 2002. С. 120.

Небольшая приморская область Сонтагана ( Sontagana ; эст. Soontagana ) расположена на юго-западе земли Вик (эст. Ляэнемаа). Этимология производит ее название от эст. soo (болото) и taha, taga (за, позади, сзади).

См.: ИЭ, 1961. С. 104–105; Матузова, Назарова, 2002. С. 163, прим. 12.

ГЛ. XV, 3.

ГЛ. XV, 4. У Генриха он именуется просто «епископом эстонским», но в официальных документах проходил как епископ Леальский с предполагаемой резиденцией в замке Леалэ в Роталии (ГЛ. С. 552, 553, прим. 295, 297).

ГЛ. XV, 13; Матузова, Назарова, 2002. С. 120. Датировать эти события можно только исходя из контекста. В Ливонской хронике они отнесены к периоду после весны 1212 г. (ГЛ. XV, 12; Матузова, Назарова, 2002. С. 165, прим. 10). Однако в русских летописях они предшествуют набегу на Псков литовцев, состоявшемуся в Петров пост (июнь), а также походу Мстислава Удалого на Гервен, начавшемуся 1 февраля 1212 г. В этом походе во главе псковичей уже стоял князь Всеволод Борисович (НПЛ, 52, 251). Выходит, что изгнание Владимира состоялось не позднее весны (июня) 1211 г., то есть фактически одновременно с получением в Пскове известий о немецких победах в Сакале.

НПЛ, 52, 250.

Еще может быть вариант движения через Ливонию или Латгалию. Но для литовцев, тем более отягощенных добычей, это было небезопасно. Их давняя вражда с немцами известна. Да и не успел бы Владимир Псковский подговорить их за столь короткий срок: в марте-апреле его изгнали, а в июне уже набег. То же известие в редакции Новгородской IV летописи звучит еще более определенно и сжимает сроки произошедшего: «Изгнаша Псковнцн отъ севе князя Бододимеря Торопьскаго, а сами идоша на озеро; и Литва прншедъ» (Н4, 184). Е. Л. Назарова предполагает, что Владимир таки добился от Полоцка некоего соглашения, а в Ригу отправился, чтобы присоединить к альянсу немцев (Матузова, Назарова, 2002. С. 165, прим. 12). Однако совместных действий Риги, Полоцка и Владимира Мстиславича мы позднее не наблюдаем. Полоцк явно выступал обособленно. С этим, возможно, связано и то, что в 1212 г. епископ Альберт решается разорвать даннические обязательства с этим княжеством, бесполезным как союзник и безопасным как противник.

ГЛ. XV, 7. См.: Арбузов, 1912. С. 28.

ГЛ. XV, 8; Матузова, Назарова, 2002. С. 120.

НПЛ, 52, 251.

Казалось бы, известия о походе ни в летописи, ни у Генриха Латвийского не позволяют утверждать, что Мстислав пытался атаковать немцев. Однако исследователи единодушны в мнении о том, что этот поход был направлен именно против немцев (Чешихин, 1885. С. 162–163; Арбузов, 1912. С. 28; ГЛ. С. 516).

Сначала Владимир Мстиславич пытался опереться на немцев для возвращения себе псковского стола или хотя бы каких-то областей в Эстонии. Однако после похода Мстислава в начале 1212 г. эти планы провалились. Он вынужден был переключиться на деятельность внутри Ливонии и Латгалии, где в 1212 г. участвовал в подавлении восстания местных жителей (ГЛ. XXI, 3; Назарова, 1982. С. 104–106). Затем епископ Альберт подарил Владимиру замок Метимне ( Metimne ) и назначил его фогтом в ливско-латгалских областях Аутине и Идумее. Здесь князь превратился в рядового рыцаря-замковладельца, что его явно не удовлетворяло. Он несколько раз ездил на Русь, вероятно, для переговоров. В конце концов он окончательно разругался с ливонской немецкой администрацией (ГЛ. XVII, 4, 6). Его обвинили в чрезмерных злоупотреблениях судебной властью и мздоимстве. Авторитет находившегося в 1214–1215 гг. в Германии епископа Альберта спасти Владимира уже не мог, и он, поклявшись отомстить злословным иноземцам (ГЛ. XVIII, 2), пошел на поклон к брату, который его принял и даже убедил в своей правоте псковичей.

См.: Матузова, Назарова, 2002. С. 167–168.

ГЛ. XVI, 2.

ГЛ. XVIII, 5.

ГЛ. XVIII, 5.

ГЛ. XVIII, 7.

ГЛ. XIX, 1.

ГЛ. XIX, 2,3.

ГЛ. XIX, 3.

ГЛ. XIX, 4.

ГЛ. XIX, 8, 9.

ГЛ. XIX, 4; XX, 3.

ИЛ, 731;НПЛ, 53, 252. О событиях в Галицкой Руси и их хронологии см.: Эммаусский, 1998. С. 60–62; Майоров, 2001. С. 442–443.

ГЛ. XIX, 4.

НПЛ, 53–57, 252–257. Об этих событиях см.: Карамзин, 1991. C. 435–443; Соловьев, 1993. C. 611–620; Лурье, 1979. C. 96-115; Феннел, 1989. C. 94; Кривошеев, 2003. C. 69–73; Янин, 2003. C. 184–185.

См.: НЕ, 2002. P. 30.

ГЛ. XX, 3; Матузова, Назарова, 2002. С. 124. Е. Л. Назарова указывает, что чиншем ( censum ) хронист называет зерновой налог, а данью ( tributum ) — денежный (Матузова, Назарова, 2002. С. 171, прим. 5).

ГЛ. XX, 3; Матузова, Назарова, 2002. С. 124–125.

ГЛ. XX, 3; Матузова, Назарова, 2002. С. 125.

ГЛ. XX, 5; Матузова, Назарова, 2002. С. 125.

ГЛ. XX, 5.

Ф. Кейсслер считал, что миролюбие Бертольда Венденского связано с немецкой политикой, направленной на то, чтобы избежать военного столкновения с русскими (Кейсслер, 1900. С. 62). Сложно допустить пассивность одного рыцаря в то время, когда другие его братья уже ведут войну. Важнее выглядит определение того центра, откуда прибыли данщики в Талаву. Е. Л. Назарова затрудняется определить его уверенно — из Новгорода или из Пскова. Для нее само появление их в Латгалии, их поведение, сожжение замка Беверин, дальнейшие обстоятельства пленения и освобождения выглядят странными. Вполне вероятно, считает исследовательница, что все это «связано с противоречиями между Новгородом и Псковом, имевшим право сбора дани с Толовы» (Матузова, Назарова, 2002. С. 171–172, прим. И). Нам кажется, что из вышеописанного можно сделать и иные выводы. Во-первых, обнаружить непонимание или противостояние между братьями Владимиром Псковским и Мстиславом Удалым в 1216 г. невозможно. Даже если какие-то противоречия существовали между псковичами и новгородцами, на муждукняжеском альянсе они не сказывались. Братья Мстиславичи только что победили в крупнейшей междоусобной войне своего времени и никак не могли разорвать отношения столь быстро. Во-вторых, дань с Талавы не обязательно должна была принадлежать псковичам. Вполне допустимо, что именно новгородцы сохраняли право на ее сбор в то время, как Псков контролировал исключительно Уганди (Ср.: Кейсслер, 1900. С. 39–55). Все это заставляет признать вполне уместной ситуацию, когда Псков и Новгород, сохраняя союзнические отношения, проводили различную внешнюю политику.