Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Наши самолеты сбрасывают пропагандистские листовки с так называемыми «пропусками» [в плен], которые у русских солдат очень ценятся, они их ищут и сохраняют. Они дерутся за них друг с другом, поскольку каждый из них надеется с его помощью добраться до нас и избежать пыток, которыми их стращали комиссары. Когда их берут в плен, они машут листовками или моментально достают их из своих карманов как доказательство того, что они всего лишь подневольные солдаты и что они не хотят сражаться против Германии. Но стоит отметить, что так не везде. На десятки тысяч плохих есть тысячи хороших красноармейцев, и они даже сейчас оказывают упорное, ожесточенное сопротивление и идут в контратаку — с этим вчера столкнулась одна из наших дивизий, события развивались для нас неудачно, и мы понесли тяжелые потери. По возможности до наступления зимы первейшей задачей является уничтожение сопротивляющихся остатков их войск, дабы предотвратить реорганизацию русской армии в зимние месяцы. Пока что выполнению этой задачи препятствуют сильные и неразбитые соединения на северном участке русского фронта. Кроме того, есть и сильная, хорошо вооруженная Дальневосточная армия под Владивостоком. Насколько ее там связывают японцы и останется ли она там, я не знаю. Таким образом, мы всё больше фокусируем свое внимание на предстоящей зиме, которую мы ждем с неприятным чувством. Повезло тем соединениям, которые выведут и перебросят куда–то еще. Это точно не про нас!

Письмо жене, [Козельск] 24 октября 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 124

[…] Не ломай голову насчет рождественских подарков из Москвы. Пока что русский защищается с огромным ожесточением. Много крови прольется, пока мы туда дойдем, но мы ее возьмем.

Поглядим, может, пойдем прямиком в это коммунистическое гнездышко или позволим им вымереть от голода и холода, вместо того чтобы вести яростные уличные бои [154].

Слово «отпуск» в наших ушах звучит как нечто невозможное и немыслимое. Одно ясно каждому: пока об этом нечего и думать. Пока, до дальнейших распоряжений, идет война. Эта непредсказуемость и разъедает в итоге изнутри. Раньше все войны решались за одну такую кампанию. Почему сегодня всё должно тянуться годы!

Теплые вещи из Германии пока так и не прибыли. Мы ожидаем машину, если она, с учетом состояния дорог, вообще проедет, в ближайшие дни. Пока я обходился кожаным плащом и вязаной жилеткой и кое–как справился, так как в основном сижу в автомобиле. Но если из него выйти, ветер частенько свистит. Сейчас мы приказали изготовить для нас валенки и войлочные одеяла. Купить здесь вообще ничего нельзя. Всё разворовано, опустошено и полностью разрушено. К счастью, мы сумели запустить эту войлочную фабрику. […]

Запись в дневнике, [Козельск] 25 октября 1941 г.

BArch. N 265/11

Полет в расположение армии в Юхнов при хорошей погоде. Фельдмаршал фон Клюге отдает должное нашим проблемам со снабжением. Я узнаю, что и 4–я армия испытывает большие трудности. Всё встало из–за осадков и дорог. Мы застряли недалеко от Москвы, нашей цели. Наконец–то достигли соотношения четыре немецких против одной русской дивизии. И не можем это использовать. Шоссе на Москву безнадежно забито: его предоставили 9–й и 4–й армиям. Теперь двум тыловым пехотным дивизиям поручено регулировать движение. При этом русский защищает–то только дороги. Между ними почти ничего не защищает. Но и мы тоже можем передвигаться лишь по дорогам. Ситуация крайне неудовлетворительна. Я сказал начальнику штаба полковнику Блюментритту [155]: нам не хватает четырех недель сербской кампании. Да, ответил он, а к ним еще три недели, две июльские и одна августовская, которые мы потеряли, пока наши начальники выясняли, должна ли нашей следующей целью стать Москва или промышленный район Донецка [156]. Мы тогда упустили недели наилучшей погоды. Тогда было приказано взять оперативную паузу. — Это правда, в те невеселые дни в Бобруйске у нас часто ходили разговоры насчет того, что верховное командование не знает, что предпринять. Фюрер хотел промышленность, Браухич хотел Москву. Наша битва за Гомель вынудила двигаться на юг, чего уже нельзя было изменить. Но даже и тогда у нас было ощущение, что верховное командование всё еще колебалось и развивало наступление лишь вполсилы и с недостаточными средствами. И нам пришлось пожинать плоды. А ведь все помыслы группы армий Бока были связаны с Москвой. Теперь она должна расплачиваться за свои ошибки. Погода не дает возможности для легкой победы. […]

Письмо жене, [Лихвин] 27 октября 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 119

[…] Мы потеряли всякую надежду. Весь наш подвоз застрял в грязи и бездорожье, в грузовиках нет бензина, у солдат нет хлеба, у лошадей нет овса. Зачастую солдаты даже не знают, где же застряли их грузовики. Так как изменения погоды ждать не приходится, наше продвижение будет очень медленным. У других частей с дорогами получше, и им остается 60 километров до Москвы, скоро подойдут к воротам города. Во всяком случае, погода неожиданно вставила нам палку в колеса, что весьма неприятно для нас. Никто не рискнет и не сможет даже представить себе состояние здешних дорог. Жирная грязевая каша, сантиметров в 30–40, плывет по дороге, и когда едет машина или грузовик, то перед ними идет волна грязи, до тех пор пока транспорт не увязнет. На наших складах осталась лишь малая часть полагающихся нам запасов. В таких условиях ломается всё больше грузовиков. Наши хорошие пассажирские автомобили пришлось оставить за 60 километров в тылу, когда вчера меняли позицию. Мы всё время надеемся на улучшение погоды. Но чаще после того, как два дня моросит, на третий день льет как из ведра. […]

Запись в дневнике, [Лихвин] 29 октября 1941 г.

BArch. N 265/11

[…] В танковой армии дела немногим лучше наших [157]. У них тоже большие проблемы со снабжением. В зависимости от ширины дороги «армия» сражается острием в б танков и 1 роту. Всё прочее стоит за ними на дороге на Тулу, частично уничтоженное и потонувшее в грязи.

Гудериан надеется, что мы, повернув на восток, откроем ему дорогу на Тулу. Но мы сами еле движемся. Моя главная просьба — дайте топлива. Но и танковая армия тоже может только «надеяться», а не «обещать». Так что визит был не особо удачным.

Перспективы в отношении войны в России? Гудериан боится того же, что и я: зимней спячки, которую русские будут часто и энергично прерывать, а на следующий год войны вроде той, что Япония ведет против Китая [158]. […]

Отчет семье, [Лихвин] 30 октября 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 125f. Ms.

[…] Наш главный противник — погода. Несмотря на несколько погожих деньков, дороги так и не высохли. Поскольку грузовики проехать не могут, то у нас нет ни топлива, ни бензина, ни хлеба, ни кофе и так далее, и боеприпасы заканчиваются. У нас хватает мяса, капусты, даже картошки (хотя и не в избытке). Есть и зерно, но вот овес заканчивается. В целом же мы застряли вместе со всей своей моторизованностью, так как отсутствует главная предпосылка для нее — твердые дороги. Природа победила технику. Нам очень повезло, что этого не произошло еще в конце сентября, когда мы начали уничтожать центральную группировку русских, однако какая ирония судьбы, что мы застряли прямо у ворот Москвы. Ближние к ней дивизии всего в 60 километрах от города, это три дня небольших переходов. Длань, так сказать, уже простерта над цитаделью коммунизма. У нас явное превосходство сил! И вот, десять дней назад бегун, что почти победил, застрял в грязи и не может вытащить из нее ноги!