Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Прежде всего я требую увеличить наш транспортный парк, описывая ему просто невероятное положение с транспортом. 131–й дивизии недостает 700 машин! Всё, что у них осталось, кошка унесет на кончике хвоста, от списочного тоннажа в 191 тонну осталось что–то около 20 тонн. Даже если необходимые нам вещи доставляют в Калугу, до войск они в этой ситуации не доходят. Я подвожу итог моих рассуждений:

а) задействование только при возможности совместной операции с другими соединениями танковой армии, когда имеются большие шансы на успех;

б) фундаментальное изменение ситуации со снабжением, особенно с жирами;

в) наконец–то обеспечение зимним обмундированием, которое соответствует условиям в этой стране.

Генерал–полковник отвечает мне, что ситуация повсюду сходна с той, что я описываю. И всё же наша ситуация со снабжением была наихудшей, поскольку ни один корпус не сражался при таком положении со снабжением, как мы. И с зимней формой у других дела получше, поскольку те вещи, что предназначались нам, использовала 2–я армия, после того как мы перешли от нее во 2–ю танковую. Но с численностью везде такая же катастрофа, как и у нас, и боевой дух дивизий повсюду упал до предела. Потому Гудериан полетел к командованию группы армий и запросил там распоряжений, но его срочные просьбы понимания не встретили. И на высшем уровне ему не удалось получить приказ о приостановке операций. Главнокомандующий сухопутными войсками назвал ему цель, которую в перспективе невозможно удержать (кажется, среди прочего он упомянул Михайлов—Скопин). Наконец от фельдмаршала фон Бока он получил дословный приказ: «Завершить битву за Тулу». Соответственно, он отдал приказ о последней атаке, которая и была начата 1 декабря XXIV танковым корпусом. В последний момент он попытался перенести эту атаку, чтобы дождаться вновь приданной ему 296–й пехотной дивизии. Но XXIV танковый корпус ответил, что это невозможно: его подразделения размещены столь стесненно, что нельзя их оставить там дольше, чем на 24 часа. Погода этому препятствует. Так была начата атака, и, к нашей радости, к северу от Тулы удалось прорваться.

Он надеется, что скоро удастся дойти до шоссе Тула–Москва. Если этот успех будет достигнут, какое содействие может оказать XXXXIII корпус? Я ответил: ограниченное наступление усилиями 31–й дивизии, которую поддерживает правый фланг 131–й дивизии, с целью занять высоты на участке Кострово–Вашана. Но на этом всё, ни шагу дальше. Уже сейчас создание там приемлемой позиции сопряжено с большими трудностями. Потому что никто не вкопается в землю при таких условиях. Конечно, если мы дойдем до этой линии, то будем иметь преимущество за счет того, что для нашего снабжения можно будет использовать Алексин и Тулу со всеми их возможностями. Также это должно сильно сузить наш участок фронта. За линией фронта в нашем распоряжении будут более крупные и подходящие возможности для расквартирования. Кроме того, мы овладеем цепью возвышенностей, отделяющих Тулу от Москвы, что дает хорошие возможности для обороны. Итак, достижение линии Кострово–Вашана и оттуда дальше в район Венева несет немалые преимущества. Нападать мы хотим, когда подойдет 296-я дивизия, с ней вместе, то есть самое раннее 6 декабря. Командующий армией согласен со всем сказанным, в том числе с тем, как корпус хочет вести наступление правым флангом на Кострово через линию Варфоломеево — Никулинские поселки [Никулинские выселки. — Й. X.; далее испр.].

Вызванные командиры дивизий по его приказу еще раз описывают состояние войск: 131–я дивизия говорит, что к наступлению не способна, но готова правым флангом в ограниченном объеме его поддержать. 31–я дивизия говорит дословно: дивизия в состоянии провести ограниченное наступление до высот у Кострово. Когда дивизии сообщают о положении танкистов, она считает возможным начать наступление 6 декабря. После короткого перерыва, во время которого мы пьем кофе, командиры дивизий отправляются обратно. Генерал–полковник, собственно, тоже хочет ехать, но мы его удерживаем. На улице очень туманно, снегопад и сильный ветер, который, вероятно, создаст снежные заносы. В этой ситуации семичасовая ночная поездка, да еще и с риском застрять в снегу, невозможна. Это было бы достаточно неприятно, хотя в этот день не слишком холодно. Когда я зашел в 20:00 забрать Гудериана на ужин, он как раз получил свежие сообщения о состоянии дел в XXIV танковом корпусе. Восточнее Тулы наступление хоть медленно, но идет, севернее Тулы 4–я танковая дивизия вместе с группой Эбербаха достигли главной дороги на Кострово. Сами они стоят на станции Ревякино. Противник напирает на них с севера.

У Эбербаха 30 танков, не особо мощная группировка.

С уверенностью можно ожидать, что и утром его атакуют.

И тут же вопрос мне: «Сможете начать атаку 5–го, а не 6–го числа?» — Я ответил: «Учитывая сегодняшнюю ситуацию, мы должны попробовать подготовиться к указанному времени. Так как оба полка знают свои участки, должно получиться. После переговоров с дивизией я осуществлю перенос даты». Я информирую командира 31–й дивизии [177]о развитии событий и поручаю ему доложить мне к завтрашнему утру время начала и намеченный план операции.

Сегодня с утра [4 декабря] еду с Гудерианом в 31–ю дивизию. Утром довольно пасмурно, метет снег. Во время поездки небо неожиданно расчищается. Генерал Бертольд уже поговорил с командирами полков. Гудериан спрашивает его, когда он начнет наступление. Бертольд медлит, сначала не дает ответа, потом начинает говорить о том, что у солдат перенапряжение, и, наконец, сообщает, что 17–й полк хочет идти в наступление, но полковник Хоссбах [178]с 82–м полком испытывает большие сомнения в связи с состоянием личного состава и предпочитает воздержаться от наступления. — Я говорю: «Но Хоссбах имеет наименьшие основания говорить о перенапряжении солдат, он с 6 октября не был в бою!» Но генерал–полковник меня перебивает и возбужденно кричит: «Если Вы не хотите, то я приказываю Вам наступать, Бертольд! Я не могу бросить танки на дороге на произвол судьбы и не брошу. Ответственность за приказ я беру на себя. Когда дивизия идет в наступление?» — Генерал Бертольд медлит с ответом. Я вклиниваюсь между ними: наступление сложное, поэтому выдвижение должно осуществиться ночью. До сего дня мы всё время нападали между тремя и половиной шестого утра.. В это время мы уже никого не застанем врасплох. Это может удаться лишь если мы выступим в полночь. Столь раннее начало атаки дает нам, будем надеяться, возможность довольно сильно продвинуться в этот день в направлении танков.

Генерал Бертольд задумывается, Гудериан с радостью поддерживает мое предложение. Итак, если не возникнет особых препятствий, наступление начнется сегодня в полночь. — Командующий армией едет дальше в Поповку, чтобы посетить свой бывший 17–й полк, которому он благодаря этому визиту хочет придать дополнительный личный стимул к наступлению. Я остаюсь с генералом Бертольдом, чтобы обсудить с ним проведение операции. Когда я спрашиваю о его планах, он молчит и отвечает, что пока колеблется. Вместе с начальником штаба [полковником Фридрихом Шульцем] я предлагаю ему наступать 17–м полком южнее, а 82–м полком севернее реки Юпка. Сам он хочет атаковать частью 82–го полка севернее Большого Бискупино [Бизюкино. — О. Б., И. П.; далее испр.], чтобы через Есипово–Пронино выйти на Никулинские выселки, так как там, по его мнению, слабое место.