Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Хотя они соглашаются с тем, что тут ужасно и что никто не рассчитывает на дальнейшее наступление вглубь России, в целом их настроение всё еще не худшее, и я стараюсь еще подбодрить этих промерзших, плохо одетых, оголодавших, немытых и изгвазданных людей. Про себя я думаю, что если бы этих людей увидел русский, его мнение о наших войсках упало бы. Настолько убог их облик. — Потом я поднимаюсь на холм к востоку от леса. Я вижу голый заснеженный склон, впереди слева и сверху под лучами солнца глубоко засыпанное снегом Никулино, дальше перед лесом Никулинские выселки, а справа из долины дым горящего Конино. Впереди справа в направлении высоты 250 быстро продвигается пехота. Артиллерия противника молчит. Да и выстрелов пехоты ниоткуда не слышно. Лишь из Пронино в нашу сторону доносятся редкие пулеметные очереди.

Наши штурмовые орудия едут через высоту 251. Также пехотные орудия, привязанные к саням, едут мимо нас к сараям. После того как мы, постепенно поднимаясь на холм, на некоторое время получили представление об общей ситуации, я — в согласии с сопровождающими — так суммирую увиденное: обычный первый кризис преодолен. 82–й полк движется вперед, как мы и желаем. Очевидно, пехота, пройдя Никулинские выселки, углубилась в лес. Итак, здесь всё в порядке. Моя помощь не нужна. Теперь дальше в 17–й полк. Сопровождающие меня довольны, что прогулка окончена. У меня самого, несмотря на зимний подшлемник, слегка подмерзли уши. У полковника Кульмана неожиданно сильно побелел нос. Он сам не замечает, что рискует его отморозить, и я говорю ему об этом. Мы возвращаемся назад через северную окраину Глебово, и поскольку машина так и не подошла, едем, к радости всей группы, на санях назад в Мерлеево. Возница, всё время обращающийся ко мне «господин полковник», в итоге весьма удивлен, какая крупная шишка сидела с ним спина к спине на охапке соломы. Подполковник фон Вутенау [183]сказал ему: «Парень, это не полковник, а генерал, командующий корпусом». Бравый подвозчик снарядов был огорошен.

В Мерлеево полковник Хоссбах подтверждает впечатление, которое уже создалось у меня на основе поступивших донесений. Они подошли так поздно, потому что изначально вся высота, на которой мы находились, была утыкана рассеянными русскими. Один офицер–порученец полка только что вернулся, конь под ним был убит, он сам легко ранен, и вот он стоит перед нами, забрызганный кровью. Уже двенадцать. Я ем мой хлеб в теплой комнатке Хоссбаха и рассказываю ему, что Рундштедт [184]из–за Ростова сдал командование группой армий «Юг», теперь ее возглавляет Рейхенау. Он говорит: «Поверьте мне, тут и на посту полкового командира быстро состаришься, так как давят заботы: ну куда мы? Вопреки зиме, всё время вперед, всё время в наступление, полк тает в руках. Уже пять месяцев беспрерывных тяжелейших боев. Такого никакой механизм не выдержит». И что тогда?

Я еду в штаб дивизии в Поповку, где, к собственному удивлению, узнаю, что в 17–м полку дела обстоят всё так же, как утром. Малое Гремячее всё еще не взято. И Кетри, вопреки прежним расчетам, далеко еще не в наших руках. В северной части засел противник, в южной — мы. И опушку леса к северу от Кетри, и лесок в километре к северо–востоку противник еще удерживает. А вот на пути от Южной на юг в лесу уже наша рота, линия фронта перед деревней. Большие Луковицы взяты, Конино у противника. То есть всё перемешано и перепутано. Что сейчас нужно сделать? Батальонам, ведущим бои у Конино и Кетри, уже не помочь, они должны справиться сами. Артиллерия не может вести огонь по этой мешанине. А вот под Малым [Гремячим] задействование артиллерии еще может повлиять на ход дела.

В этот момент выходит на связь командир полка. Я спрашиваю его, что сейчас нужно сделать? Он хочет нанести новый артиллерийский удар, затем егерский батальон снова должен пойти в атаку. Он планировал начать в 14:00, но ему пришлось отложить операцию, так как приказ не дошел до самой северной роты, лежащей в лесу полукругом у деревни. Я говорю: «Штольцман, не тяните так долго. Действуйте как можно быстрее, каждый час умножает ваши потери». И он обещает начать атаку в 14:15 без оповещения роты. Я спешу к начальнику артиллерии, чтобы посмотреть, достаточно ли орудий участвует в артподготовке. Там три батареи легких полевых гаубиц и одна тяжелых. Этого снова недостаточно, позаботьтесь же о том, чтобы хотя бы еще одна батарея легких гаубиц присоединилась, приказываю я, а лучше вторая тяжелых. А где корпусная батарея десятисантиметровых пушек? Из–за обледенения дорог еще не подошла. Вторая батарея тяжелых гаубиц не достанет до Малого [Гремячего].

Теперь еду в Извой в полк. Так как командир полка занят раздачей приказов, иду пока к командиру артбатареи. Малое [Гремячее] на противоположном склоне отчетливо видно, перед ним отдельные солдаты подбегают к скирдам соломы и отбегают от них, на заднем плане один русский, пытавшийся покинуть деревню, но подстреленный нашими солдатами или вынужденный залечь. Артиллерист говорит мне: то один, то другой из наших ребят постоянно возвращаются назад с обморожениями. Когда я снова прихожу в расположение полка, подполковник фон Штольцман докладывает, что III батальон больше не способен идти в наступление. Из–за потерь и обморожений роты тают. В 9–й роте всего один боеспособный взвод, в 10–й — два. Саперная рота и эскадрон разведчиков должны быть приданы для подкрепления егерскому батальону. Но это означает откладывание наступления до 16:30.

Я обсуждаю со Штольцманом положение его полка детально. Я говорю: «Что будет, если и эта третья атака (вторая была в И утра) не удастся?» — «Об этом я пока не думал», — отвечает он. Он твердо верит в успех. «А что, если не выйдет?» — настаиваю я. «Тогда батальон должен вернуться в Берники». — «Нет, — говорю я, — тогда вы прикажете ему отойти в сторону к разведчикам в Малиновку, но ни в коем случае не назад. Пусть завтра, но вы должны этот уголок взять. Остальные батальоны должны сегодня зачистить противника между ними, чтобы прояснить ситуацию. У русских тут лишь жалкая кучка солдат. Но если атака на Малое [Гремячее] сегодня удастся, то завтра вы можете из Кетри взять занятую врагом опушку леса южнее Конино. Как вы думаете, куда вы сможете выйти завтра?» Он говорит: «К Варфоломеево».

В 16:30 уже почти темно. Я возвращаюсь в корпус, так как надо принять и другие решения. На пути туда мы проезжали бревенчатый мостик без перил, и наш автомобиль едва не свалился с десятиметровой высоты. Правое заднее колесо уже сошло с моста. В последний момент удалось выровнять машину. В 17:00 я прибываю в Грязново. В 18:00 я получаю сообщение, что атака на Малое [Гремячее] не удалась. Артподготовка была безупречно точной. Но когда дошло до наступления пехоты, из домов опять застрочили пулеметы и она не продвинулась дальше. Разведэскадрон не прибыл, так как в тот же момент Малиновка подверглась нападению из Пятницкого. Дивизия приказала отвести остатки III батальона 17–го полка назад в Берники. И II батальон под Кетри практически разбит. I батальон в Больших Луковицах отражает атаки врага, ведущиеся из леса к югу от деревни и из Конино. Полк Хоссбаха тем временем отразил одну атаку на Никулинские выселки с юго–востока и одну с северо–востока. Здесь положение еще не прояснилось, так как русский за спиной батальонов, стоящих в трех километрах к востоку, прорвался в деревню.