Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Письмо жене, [Полотняный Завод [205] ] 2 января 1942 г.

BArch. N 265/156. BL 4f.

Сегодня пришли твои посылки, отправленные через Магдебург. Искренне тебя за всё благодарю. Как и в рождественской посылке, которую я получил к празднику, все дары были тобой мило упакованы. Золотистая свечка в деревянной кружке подсвечивает мне при написании этих строк. Полевая почта больше не работает. Письма не доходят, поскольку противник захватил железнодорожные пути и теперь угрожает захватить шоссе. Быть может, всё–таки найдется возможность переправить тебе это письмо.

Я целую неделю ничего не писал. Я и не мог писать, поскольку заботы были слишком тяжелы. Не было ни желания, ни мыслей, чтобы что–то писать. Самой возможности писать не было. Наше положение ничуть не улучшилось, но твои письма в посылке побуждают написать ответ.

Мой корпус стоит на фланге, который противник окружает с 12 декабря. С крупными, широко развернутыми силами он стоит глубоко в нашем тылу. С фронта же он атакует день и ночь. На протяжении многих дней у нас было 20°, 30° и даже 35° мороза. Наши войска находятся в жалком состоянии. К большим потерям добавляются обморожения. Сколько еще мы протянем — никто не знает. Может, однажды войска и не выдержат. Настолько плохо наше положение.

Приближение этого несчастья мы видели еще недели назад. Больше 14 дней назад мы отправили наверх запрос наконец–то дать приказ на большой отход, чтобы армия смогла оторваться от противника. Если бы нас услышали, то всё могло бы сложиться хорошо. Русский не смог бы нас обогнать. Но в качестве ответа мы получили указание, что нельзя просто так отдавать уже завоеванную территорию. Теперь они боятся «наполеоновского отступления» и говорят о фанатичной обороне, запрещая всякий отход [206]. Так что нас должны были окружить.

Мероприятия по оказанию помощи столь редки и малы, как капля в море, и всегда запаздывают. Меня самого заставили удерживать позиции, которые уже невозможно было оборонять. Я вчера сказал командующему [207], что он сам может начинать обратный отсчет дней, которые он еще продержится, пока его не выдавят на юг. Его сюда послали как волевого человека, так пусть теперь он с учетом всех обстоятельств проталкивает наш взгляд наверх или заявит, что возвращается к командованию корпусом. Ответом было, что, мол, все должны стоять там, где стоят. Теперь Кейтель строит из себя «волевого». Но и для них еще всё изменится. Настолько невыразимо угнетающе, когда видишь всё, что надвигается, неизбежность этого, и что все слова — как об стенку горох, а значит, судьба беспощадно приведет в исполнение свой вердикт. В целом так и произойдет. Я более не беспокоюсь об общем ходе дела [208].

Повсюду здесь происходят изменения. Корпуса, армии день за днем меняют своих начальников. Некоторые заболели. Уходят один за одним. Видимо, Господь определил мне выдержать всё. […]

Любимая Трудель, через такие времена я еще в своей жизни не проходил. Никто не может сказать, чем это кончится. Можно лишь вверить свою судьбу Господу. Доселе Он не оставлял меня. И Он поможет. Что Он обещает, то исполняет. И вот я вверяю всё в Его руки. Повсюду Он укажет путь. Сам я выхода уже не вижу.

О нашем Хартмуте мне ничего не известно. Вновь здесь можно лишь молитвенно сложить руки и просить: помоги ему Господь.

Дабы ты знала, где всё происходит: в районе Калуги. В выгоревшем городе, в который уже вошел противник, мы прожили с 21 по 24 декабря. Это были жуткие дни и ночи. Нынешнее наше место называется Полотняный Завод.

Похвала Гизеле меня сердечно обрадовала. Передай ей привет и напиши ей от моего имени. Сам я сейчас не могу.

Я рад, что ты пишешь, что у тебя всё хорошо. Пусть так будет и далее. От всего сердца желаю этого тебе и Гизеле.

Письмо жене, [Полотняный Завод] 3 января 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 6f.

С утра в тыл снова отправляется автомобиль. С ним я передаю это письмо в надежде, что оно до тебя дойдет. Наша локальная ситуация сегодня ухудшилась не слишком. Но в целом дела не очень хороши, и если мы не видим этого сегодня, то увидим вскоре. Понемногу нас окружают. Возможный отход нам запрещен приказами сверху.

Сегодня у нас -35°, а некоторые говорят и о -42°. Русский, похоже, этого не чувствует. Раз за разом он атакует, да и должен атаковать в столь благоприятной для него ситуации. Он надеется уничтожить нашу армию и поэтому не может останавливаться. Как тут всё обернется, я не знаю. Лишь один Бог тут может помочь. Трудности громоздятся горами. Все попытки помощи разбиваются о снег и мороз. День за днем радуешься уже тому, что ничего ужасающего не произошло. Следующего дня ожидаешь со страхом — что он принесет? — а ночь тоже страшит, ведь и тогда может что–то случиться. Трудно, очень трудно крепко стоять на ногах. Возможно это лишь со Словом Божьим. Своих сил не хватает. […]

Снаружи, на чистом, бесконечно морозном небе — вновь полная луна. Вокруг гудит артиллерийская канонада. Русский, что днем был относительно спокоен, вероятно, вновь атакует. Как минимум он обстреливает деревни, в которых наши парни ищут укрытия от холода. Каждый телефонный звонок наводит ужас. Ведь ничего хорошего не ждешь. Тяжелые времена, милая Трудель. Мой сосед Фельбер [209]тоже присоединился к числу убывающих. Сегодня он сказался больным. Такие дела. […]

Письмо жене, [Полотняный Завод] 6 января 1942 г.

BArch. N 265/156. BL. 8

Последние дни вновь были полны беспокойств. Вчера дела выглядели совсем плохо. Сегодня же есть повод быть чуть спокойнее. Но всё равно положение безотрадное. Уже 30 дней у нас продолжается эта неслыханная чехарда. 30 дней нервотрепки. 30 дней надеешься, ждешь, и всё одно, ни малейших изменений. Но было бы еще хуже, если бы войска, с почти невообразимым упорством, героизмом, не преодолевали всех тягот сражения, погоды, трудностей со снабжением. Летом и осенью мы думали, что совершили невообразимое. По сравнению с днем сегодняшним это вообще ничто.

Морозы от -30° до -40° вчера прекратились. Сейчас сыпет снег и задувает ветер, что делает дороги труднопроходимыми. Ничто не в нашу пользу, всё против нас. Продвигаться можно только на санях. Весь другой транспорт отказывает или еле слушается. […]

Письмо жене, [Нужное [210] ] 11 января 1942 г.

BArch. N 265/156. BL. 10–12

Ротмистр фон Арним переведен в военную миссию в Румынии и отправляется завтра утром. Он возьмет с собой письмо. Я думаю, что он еще вырвется из котла, который уже захлопнут на три четверти. Всё идет будто по плану, ровно так, как я докладывал своим начальникам. Они отклонили все предложения из–за страха перед самым верхом. Если говорить о Клюге или Кюблере (наш новый командующий армии), то все они боятся того, кто на самом верху. А сверху идут лозунги вроде «никакого наполеоновского отступления» — оставляйте фланги открытыми и дайте противнику время спокойно обойти вас и атаковать с тыла. Надеемся на прибытие свежих дивизий. Но они добираются столь медленно, капля по капле, и их число слишком мало, чтобы нас вытащить. Так что русский выиграет свою первую битву на уничтожение против нас.