Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Запись в дневнике, 22 января 1943 г. [355]

BArch. N 265/13

[…] Вечером был у фельдмаршала фон Клюге в его спецпоезде, в котором он переночевал после безрезультатной охоты (на лося, лис, волков) в районе 137–й дивизии. Вечер был особенно приятный.

С глазу на глаз мы обсуждали общее положение на Восточном фронте. Оно меняется с пугающей быстротой. […] Никакой надежды на освобождение Сталинграда. Большой риск, что сражающиеся на Кавказе армии будут отрезаны. Успехи летнего наступления практически полностью сведены к нулю. Поистине жуткая и крайне огорчительная ситуация! Сколько же пройдет времени, прежде чем она начнет сказываться и на нас.

Когда я 3 января по дороге из отпуска остановился в Берлине у генерал–полковника Фромма [356], то он мне сказал: «В каких же фантазиях живут эти люди! На этом стуле 12 декабря сидел генерал–фельдмаршал Кейтель и говорил: “Русский более не способен на ведение наступательных действий, имеющих оперативное значение!"» — Похоже, на самом верху желаемое принимается за действительное; конечно, оптимистичный взгляд на вещи неплох, но он не должен полностью затенять реальную ситуацию. Я боюсь, что всё обусловливается фюрером, перед которым никто не хочет показаться колеблющимся. У нас было полно примеров, когда руководящие инстанции ложно оценивали Россию:

Недооценка русского вооружения и способностей русских вооруженных сил. Во время последнего совещания в Варшаве, незадолго до начала кампании, бывшего военного атташе в Москве [357]попросили дать оценку состоянию Красной армии, и он тогда сказал относительно их офицерского корпуса: «Он на уровне унтер–офицеров из самой худшей немецкой роты».

Сокращение производства боеприпасов и орудий в июле 1941 г. Ресурсы пошли на изготовление подводных лодок и на программы люфтваффе, поскольку предполагалось, что Красная армия уже разбита и кампания подходит к концу [358]. Результатом стал значительный недостаток вышеуказанного зимой 1941/42 гг.

Речь фюрера по случаю начала кампании Зимней помощи в 1941 г.: «Русская армия потеряла 11 (кажется, называлась эта цифра) миллионов убитыми, ранеными и пленными. Такие потери не может выдержать и самая сильная армия, значит и русская тоже» [359].

Заявление шефа прессы рейха Дитриха [360]в конце октября или начале ноября 1941 г.: «Исход войны в России ясен». (Тут играли роль и политические причины, желание сподвигнуть Японию вступить в войну.) — Нас, бывших тогда на фронте, просто ошеломило, когда мы услышали это высказывание и сравнили с тем, что переживали мы.

Оценка состояния противника перед Вяземским сражением (2 октября 1941 г.). ОКХ заявляло, что русский располагает лишь 10–12 дивизиями оперативного резерва. Стоит их уничтожить, и всё закончится.

Постоянно озвучиваемое ожидание, что военный потенциал России будет значительно ослаблен, если удастся достичь несколько удаленных целей, что и было сделано во время наступления на юге в 1942 г. (При этом вообще не упоминая о танках и самолетах, ОКХ недавно признало, что Россия смогла восполнить свои невероятные потери в артиллерии за 1941 г.)

Точка зрения фюрера, высказанная в моем присутствии в штаб–квартире 28 февраля 1942 г.: «1942 г. будет последним годом использования танков. Наша превосходная противотанковая оборона каждый раз будет побеждать это оружие, и оно исчезнет как инструмент ведения войны». Точно так же он тогда во всеуслышание заявил: «Внутриполитическое состояние Англии такое же, какое было в Германии в 1918 г. Она находится в стадии прогрессирующего разложения».

В сумме складывается такая масса ошибочных оценок противника, что это с сожалением нужно признать, как и то, что поражение (которое постепенно надвигается) на южном направлении, произошло, помимо прочего, и не без нашей вины.

В этой связи я хочу еще вспомнить одно высказывание фельдмаршала Кейтеля, сделанное во время переговоров о перемирии во Франции в 1940 г. или чуть позже: «Война выиграна. Теперь осталось только ее завершить».

Вероятно, руководствуясь подобным подходом, и двинулись против России, предполагали, что и этот поход тоже будет окончен в несколько недель. Мне известно, что уже были заранее назначены гауляйтеры Москвы и Тифлиса. Говорят, что в Берлине до сих пор сидит комиссия, ждущая своей отправки туда.

Из–за этого же своего внутреннего убеждения наше руководство не видело доводов против того, чтобы отправить на — вероятно, крепкий летом — Донской фронт практически исключительно венгров, итальянцев и румын, растянув их на сотни километров фронта. Они решили, что русские, вероятно, исчерпали свой наступательный потенциал. Теперь же последние разгромили первых за несколько часов, разорвали их там, где не было немецких дивизий.

Мне не забыть, как в середине августа мы устраивали проводы генералу фон Хольтицу [361], замещавшему тогда командира 260–й дивизии. За обедом его кто–то спросил: «Куда бы Вы хотели получить теперь назначение?» Когда он ответил «На юг», мой начальник штаба сказал: «Будьте осторожнее! Лучше оставаться в зоне группы армий «Центр» или 2–й армии, но не отправляться на юг. Когда начнется русское наступление, оно должно пойти через занимаемую итальянцами территорию в направлении Ростова. И тогда бы я не хотел оказаться южнее этого участка. А то, может, вам еще и Черное море переплывать придется». Вот так мы оценивали положение в августе.

Запись в дневнике, 23 января 1943 г.

BArch. N 265/13

[…] В Сталинграде — 20 немецких дивизий, оголодавших, замерзших, вне укреплений, агонизирующих. Радиовещание теперь готовит почву для сообщения об их уничтожении. Должно ли было всё пойти так?

С точки зрения управления войсками ситуация удивительная: 20 дивизий, с лучшим вооружением, закрепились в городе. Пусть и не заняв его полностью, мы стояли на Волге и перерезали ее основное течение. Приходится лишь еще больше изумляться, что фланги этого выдвинутого вперед «острия копья» охранялись румынами, которые, вообще говоря, как бойцы ненадежны и плохо оснащены противотанковым вооружением. Как только южнее и северо–западнее города их позиции были прорваны, командующий 6-й армией генерал Паулюс запросил разрешение осуществить маневр отхода. Группа армий (Манштейн) запросила то же самое. О том же просили и сотрудники ОКХ. Единственное, что сказал фюрер: «Нет, надо держаться» [362]. 3 января мне это рассказал генерал–полковник Фромм, а 6 января полковник фон Тресков [363]из группы армий [«Центр»] подтвердил этот рассказ.

Немецкий художник Адам [364]описывал военный совет Наполеона в Смоленске в 1812 г., где на повестке стоял вопрос «Надо ли продолжать наступать на Москву?». Он тогда сказал, что некоторые отсоветовали, но большинство согласилось. «Так воля одного–единственного человека определяет судьбу сотен тысяч», — добавляет он. Иначе ли выходит тут?