Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Слом 1918/19.Из трех сломов общественных систем, которые Хейнрици пережил, находясь на военной службе, первый оказал особенно сильное воздействие на развитие его личности. Двойной шок военного поражения и низвержения монархии оставил глубокий след и существенно повлиял на то, что он, как и большинство профессиональных офицеров, без особых шероховатостей встроился в национал–социалистическую диктатуру. Национально–консервативное воспитание в семье и в армии помогало переложить вину на «внутренних» врагов, на социалистов и евреев, которые обвинялись в том, что подточили и ослабили государство, армию и общество. Его записи осени 1918 г. демонстрируют, сколь рано Хейнрици перенял нарратив об «ударе ножом в спину» (Dolchstoßlegende). На воспринятое как катастрофа окончание войны наложились личные переживания во время революционных беспорядков и национальных конфликтов в Западной и Восточной Пруссии. Уже присутствовавшая скрытая враждебность к «социалистам/ марксистам/большевикам», «евреям», «полякам/славянам/восточным народам» в 1918–1919 гг. существенно радикализировалась и переплавилась в расплывчатый «образ врага», который с тех пор мог всегда всплыть в памяти. Но Хейнрици был достаточно умен, чтобы не возлагать всю ответственность за революцию и поражение на «врагов рейха» и «предателей». Он понимал, что тяжесть долгой, становившейся всё более тотальной войны была чрезмерна для немецких войск. Профессиональный урок, который Хейнрици, как и многие кадровые военные, вынес из этого для «будущей войны» — предотвращение войны как таковой не соответствовало образу мыслей офицера — был таким: следует по возможности избегать «тотальной» войны на истощение посредством быстрых, решающих для хода кампании наступательных ударов, но тем не менее последовательно готовить весь народ к военным тяготам. Опыт военного перенапряжения и внутреннего слома с 1918–1919 гг. делал еще привлекательнее заклинания о милитаризованном боевом и народном сообществе. Тяга военной элиты к «сильному государству», которое бы обеспечивало национальное единство и вооружение армии, привела в итоге к приятию и тоталитарного его варианта.

Слом 1933/34.Веймарская республика воспринималась продвигающимися по карьерной лестнице кадровыми офицерами, такими как Хейнрици, противоположностью «сильного» и «национального» государства. Это не мешало им служить в рейхсвере, в «вермахте республики», и благодаря задействованию на должностях войсковых офицеров, учителей тактики, «помощников командиров» (генштабистов) — прежде всего в военном министерстве в Берлине, — создать предпосылки для будущей карьеры в гитлеровском вермахте. Хейнрици интересовался политикой, внимательно следил за кончиной республики и установлением национал–социалистического господства, что показывает ложность типичного для бывших генералов вермахта самооправдания — провозглашаемой собственной аполитичности. Он не оплакивал «марксистско–иудейскую» республику и с удовлетворением констатировал, что ее адепты отстранены от власти. Более умеренный, консервативный, возможно, даже монархический тип авторитарного режима был бы ему милее, но он вскоре признал национал–социалистическую диктатуру свершившимся фактом и подстроился под нее. Как и многие автобиографические документы того времени [53] См.: Steuwer J., Leßau Н. "Wer ist ein Nazi? Woran erkennt man ihn?" Zur Unterscheidung von Nationalsozialisten und anderen Deutschen // Mittelweg 36. 2014. Heft 1. S. 30–52. , записи Хейнрици 1933–1934 гг. демонстрируют желание найти свое место в новой политической системе, определить поведение в ней и встроить собственные убеждения и свою биографию в изменившийся политический ландшафт. Изначальный скепсис по отношению к новым властителям и недовольство перегибами их политики полностью не исчезли, но постепенно уступили место — вероятно автосуггестивному — подчеркиванию позитивных, с его точки зрения, аспектов. Главной точкой соприкосновения с «открытой мировоззренческой сферой» [54] Термин из Lutz R. Radikales Ordnungsdenken und die Organisation totalitärer Herrschaft. Weltanschauungseliten und Humanwissenschaftler um NS-Regime // Geschichte und Gesellschaft. 2001. Jahrg. 27. S. 5–40, примеч. S. 28. национал–социализма была для Хейнрици «национальная мысль». Под ней офицер понимал цель создания объединенной и обороноспособной нации, сознающей свою силу как во внутренней, так и во внешней политике, то есть уже упомянутый идеал боевого национального сообщества. То, что он верил в возможность воплощения национал–социалистическим режимом этого идеала и таким образом смог вписать собственные военно–политические желания и биографический опыт в политику и идеологию нового государства, сделало Хейнрици уже в момент перелома в 1933–1934 гг., несмотря на все оговорки, сторонником гитлеровской диктатуры. Этому помогало и то, что его весьма впечатляла репрезентативная сторона нового режима: митинги, шествия, партийные съезды, приемы и прочие инсценировки, которые умело демонстрировали преемственность между «старыми» и «новыми» правыми.

Национал–социализм.Делают ли известная близость и частичная идентификация, которые с самого начала характеризовали его отношения с национал–социалистическим режимом, Хейнрици национал–социалистом или нет — вопрос несущественный. Куда более важным является то, что он как традиционный правый националист (будучи офицером он не мог вступать в партии) принадлежал к той части политического спектра, граница которой с радикально правыми течениями была размыта. В политико–идеологической среде «национального лагеря» существовал консенсус относительно того, что авторитарное государство должно устранить «слабую» либеральную демократию и вновь превратить Германию в великую державу через национальное объединение, отторжение всех «вредных элементов», вооружение и экспансию [55] См.: Ulrich H. Wer waren die Nationalsozialisten? Typologien des politischen Verhaltens im NS-Staat // Karrieren im Nationalsozialismus. Funktionseliten zwischen Mitwirkung und Distanz / hrsg. von G. HirschfeLd. T. Jersac. Frankfurt am Main; New York: Campus, 2004. S. 17–42 (на S. 35 содержится точная формулировка об «амальгамации национал–социалистов с представителями других радикально–националистических направлений и консервативных элит»). . То, что для национал–консерваторов вроде Хейнрици «братки–дебоширы» внутри национал–социалистического движения выглядели отталкивающего, что политика репрессий казалась им порой чересчур брутальной, а политика экспансии чересчур рискованной, как правило, ничего не меняло в фундаментальном одобрении, готовности участвовать в жизни нового государства и использовать возможности, которые оно предоставляло «немецкому народу» и отдельным лицам.

И в этом отношении автобиографические заметки Хейнрици весьма характерны. Центральным отправным пунктом его слияния с национал–социализмом и интеграции в национал–социалистическое государство была личность Гитлера, который вызывал у него одновременно изумление и восторг: он был и «Гитлером», от которого Хейнрици до конца дистанцировался, и «фюрером», чьими успехами он до конца восхищался. Вполне осознанные колебания между близостью и отходом в сторону служили испытанным средством для того, чтобы в зависимости от ситуации идентифицировать себя с властью или обособиться от нее. Тем легче было убеждать себя, что постоянно находишься на «правильной», с моральной и политической точки зрения, стороне. Хейнрици мог осуждать действия режима в «расовом вопросе» или (как верующий протестант, занимающий позицию между «Немецкими христианами» [56] Примеч. рус. ред.: немецкое протестантское пронацистское движение, образованное в 1932 г. После прихода нацистов к власти фаворизировалось ими. и Исповедующей церковью [57] В 1934 г. часть протестантов посредством Барменской декларации выступила против взятия нацистами политических и общественных движений под свой контроль (Gleichschaltung) и образовала Исповедующую церковь. Ее самыми известными представителями были Дитрих Бонхёффер и Мартин Нимёллер. ) церковном вопросе, он мог критиковать в мирное время некоторые внешнеполитические маневры, а в военное — всё сильнее со временем — ошибки военного руководства и оккупационной политики, но «в общем и целом» поддерживать его. Однако в преддверии грозящего поражения, и особенно после окончания войны, ему удалось истолковать свое недовольство и критику отдельных пунктов как общее неприятие национал–социалистического режима. Пример Хейнрици подсказывает, как легко было оправдать собственную амбивалентность, сперва встроив себя в национал–социалистическую диктатуру, а затем, дистанцировавшись от нее, разумеется, не ставить перед собой вопросов о последствиях собственного соучастия в государственной тирании. Хейнрици был нацистом ровно настолько, насколько он им не был. Существенен, однако, факт его соучастия и не то, что его разделяло с «этими» национал–социалистами, а то, что его объединяло с ними.