Йосеф Мацек - Гуситское революционное движение

Осенью 1421 года король Сигизмунд, изгнанный из чешских городов, собирал новую армию в Венгрии и Моравии. После тщательной подготовки в Чехию двинулось огромное войско. Тогда-то гуситское панство показало свое подлинное лицо — не колеблясь ни минуты, паны во главе с паном Ольдржихом из Рожемберка и Ченеком из Вартемберка предали пражан и перешли на сторону Сигизмунда. Гарнизоны и войска пражан в восточной Чехии отступали перед превосходящими силами врага; казалось, что катастрофа неминуема. Во все стороны полетели усиленные просьбы о помощи. Дворяне не помогли Праге, — более того, шляхетские отряды были посланы в армию Сигизмунда. И вновь на помощь Праге пришел Табор, возглавляемый Жижкой. 1 декабря 1421 года слепой полководец во главе своего войска въехал в пражские ворота. Его приветствовал торжественный колокольный звон и радостные крики пражского населения. Со всех концов Чехии в Прагу вновь собирались народные армии, которые под руководством Жижки выступили к Кутной Горе, навстречу войску Сигизмунда.

Кутна Гора приняла божьих бойцов Жижки с лицемерной радостью. Однако в действительности богатые коншелы никак не хотели примириться с мыслью, что им придется воевать бок о бок с таборитами, на которых они по-прежнему смотрели, как на сброд, сборище «хлопов». Стремясь всеми средствами завоевать расположение Сигизмунда и перейти на его сторону, они вступили с ним в переговоры. Пока Жижка вел у ворот бой с вырвавшимися вперед венгерскими конными частями, которые немилосердно грабили чешские деревни, коншелы открыли ворота своим прежним землякам, ныне входившим в войско Сигизмунда. Вместо того, чтобы стать надежной опорой Жижки, Кутна Гора стала западней, в которую должен был попасться непобедимый гетман. Жижка был вынужден отступить, однако он отвел войско в полном боевом порядке и, собрав подкрепление, в начале января 1422 года взял Кутну Гору, велел ее сжечь и быстрыми ударами изгнал войска Сигизмунда из страны. Ряд победоносных сражений завершился сражением 9 января у Немецкого Брода, где отступавшие в беспорядке части врага потерпели новое поражение. В занятом городе многие гуситские воины во главе с Яном Жижкой были торжественно посвящены в рыцари. Сигизмунд снова убедился, что разгром гуситского революционного движения потребует предельного напряжения сил.

После того как войска Сигизмунда были успешно отражены, в Праге собрались гетманы гуситских войск. Перед ними снова встал вопрос о ликвидации внутренних противоречий пражской общины, вспыхнувших вновь после того, как была устранена внешняя опасность. Богатые горожане, снова объединившиеся со шляхтой, требовали от собравшихся в Праге гетманов указа, запрещающего священникам участвовать в общеполитической жизни. Это требование было направлено прежде всего против Яна Желивского, ибо прежде всего его упрекали в том, что он, будучи священником, принимает участие в мирских делах. Решением 5 февраля 1422 года были смещены коншелы, посаженные Желивским; новых же коншелов не разрешалось смещать в течение целого года.

Сразу устранить Желивского было невозможно. Поэтому его назначили в комиссию четырех (вместе с магистрами Якоубеком, Энглишем и Кардиналом), которая должна была следить за соблюдением религиозного порядка. Затем, однако, одно за другим произошли новые события. 9 февраля Ян Гвезда из Вицемилиц был снят с поста верховного гетмана, на его место был назначен пан Гашек из Вальдштейна — таким образом все важнейшие должности в городе перешли в руки реакционной группы. А 9 марта 1422 года Яна Желивского предательски заманили в староместскую ратушу, где он был схвачен и казнен вместе со своими ближайшими соратниками. Кровь, струившаяся на улицу из-под ворот ратуши, выдала коншелов; пражане догадались, что происходит за запертыми воротами ратуши. По всей Праге разлетелось известие, что коншелы убили Желивского. Люди с оружием в руках сбегались к староместокой ратуше. Напрасно верховный пражский гетман пан Гашек из Вальдштейна пытался разогнать собравшийся народ. «Один бедный работник с дубиной поднялся на пушку Яромирку, стоявшую перед ратушей, и громким голосом кричал: «Сюда, беднота! Сюда, сюда!» [151] Staré letopisy, str. 62. . Староместская площадь и улицы наполнились шумными толпами вооруженной бедноты. «И очень скоро некий брат нашел голову священника Яна, выбежал с ней из ратуши и показал ее собравшимся.

Увидев голову священника Яна, люди стали так кричать, плакать, шуметь и жаловаться, что я не знаю, кто мог бы это правдиво описать» [152] Tamtéž, str. 401. . Собравшийся народ понимал, что со смертью Желивского он потерял неустрашимого борца за интересы бедноты. Охваченные гневом и печалью, бедняки ворвались в городской совет, разогнали его, а затем напали на дома богатых бюргеров и коншелов; не пощадили они и домов университетских магистров и священников. Толпы бедноты и мелких бюргеров, подобно смерчу, пронеслись по пражским улицам, уничтожая все, что напоминало об убийцах любимого вождя. Беднота снова овладела Прагой; однако теперь у нее не было организованного руководства, сказывалось отсутствие революционного вождя Яна Желивского.

После предательского убийства Желивского бюргеры лишились вождя, который в течение трех лет уверенно руководил политикой Праги. Если пражское бюргерство, несмотря на всю свою осторожность и склонность к компромиссу, боролось вместе с таборитскими войсками, это было прежде всего заслугой Желивского.

Именно потому, что вся жизнь и деятельность Яна Желивского была ярким образцом жизни подлинного революционера, он стал жертвой клеветнических измышлений буржуазной историографии. В. В. Томек пытался изобразить Желивского «демагогом», возглавлявшим «пражский сброд» и мутившим пражское бюргерство. Этот образ Желивского дописал И. Пекарж, изобразивший его «фантазером» и «хилиастическим безумцем», повинным во всех революционных действиях пражского населения. Отношение к Желивскому Томека и Пекаржа — свидетельство той реакционной, контрреволюционной позиции, которую заняла буржуазия в период, когда она оказалась лицом к лицу с растущими силами революционного пролетариата. Однако подлинная деятельность Желивского, о которой мы здесь вкратце рассказали, опровергает измышления буржуазной историографии. Труды А. Ирасека и 3. Неедлы раскрыли нашему народу истинное историческое значение Желивского.

Революционная энергия этого народного трибуна обусловлена тем, что он был тесно связан с жестоко эксплуатируемой беднотой и мелким бюргерством, боровшимися за лучшую жизнь, за создание общества, построенного на более справедливых началах. Опираясь на бедноту, Ян Желивский вместе с тем добился того, что его политическую программу поддерживало мелкое бюргерство, главным образом Нового Места. Несмотря на то, что Желивский был представителем бедноты, он никогда не пытался создать в Праге хилиастическую общину, основанную на общности имущества. Он использовал хилиастические лозунги для того, чтобы усилить революционный натиск народа против угнетателей. Желивский не мог опереться на единую классово определившуюся группировку бедноты. Кроме того, в Праге он имел дело с уже укоренившейся частной собственностью — этим Прага отличалась от Табора, где хилиастические священники создавали новую общину на территории, где не было веками создававшихся собственнических отношений. Поэтому в своей революционной борьбе за интересы народа Желивский должен был опираться не только на бедноту, но и на слои мелкого бюргерства. Надеясь обеспечить общине ту лучшую жизнь, о которой говорится в «Священном писании», он стремился к тому, чтобы в управлении городом участвовали возможно более широкие слои трудящихся (так называемая большая община), стремился ликвидировать тяжкое бремя налогов, которое возлагали на народ патриции и церковь. Ему удалось привлечь мелкое бюргерство, он мог рассчитывать на поддержку бедноты — это и позволило Желивскому, несмотря на все нападки реакции, на все ее провокации, высоко держать революционное знамя. Пока в Таборе у власти стояла беднота, позиция Желивского была непоколебима. Даже после падения пикартов в Таборе Желивский надеялся удержать Прагу в лагере революции; но это, разумеется, было возможно только при условии помощи со стороны войск, и прежде всего войск Яна Жижки из Троцнова. Союз Жижки и Желивского не только способствовал победоносному наступлению против внутренней реакции, но и являлся мощной преградой против походов международной реакции. Революционная диктатура Желивского и Яна Гвезды опиралась на молчаливую поддержку Жижки. Вопрос заключался только в том, мог ли этот союз революционной Праги с Жижкой устоять против интриг и маневров пражских консерваторов. Симптоматично, что под уже упоминавшимся постановлением (в начале февраля 1422 года) о запрещении священникам участвовать в политической жизни, мы в числе других имен находим также и имя Жижки и таборитских гетманов — Яна Рогача из Дуба и Збынека из Бухова. Жижка не выступал открыто против снятия Гвезды с поста верховного пражского гетмана, однако он в решительный час недостаточно активно поддержал Желивского. В конце февраля и в начале марта Погода Желивский оказался в одиночестве, и только поэтому реакции удалось предать его казни. Со смертью Желивского революционные силы в Праге ослабли; значительно уменьшились и силы Табора. Сам Жижка очень скоро убедился, что казнь Желивского знаменовала дальнейший отход пражских горожан от революции, их переход в лагерь реакции. В годы, непосредственно последующие за смертью Желивского, Ян Жижка вынужден был жестоко покарать пражских коншелов за их неоднократные измены четырем «божественным статьям».