Николай Тальберг - Исторія Русской Церкви

Отъ прежней суровой и огрубляющей системы семинарскаго воспитанія оставались еще ясные слѣды повсюду, но ее все больше осуждали. Въ семинарской инструкціи митр. Платона говорилось о “впереніи” въ ученикахъ “благороднаго честолюбія”, о возвышеніи эстетическаго образованія, объ ослабленіи влеченія къ пьянству и проч.

Архіеп. Филаретъ называетъ архипастырей, извѣстныхъ ревностью къ учрежденію духовныхъ учебныхъ заведеній: Рафаилъ (Заборовскій) — во Псковѣ и Кіевѣ, Епифаній — въ. Харьковѣ, Ѳеофилактъ (Лопатинскій) — въ Твери, Питиримъ — въ Нижнемъ-Новгородѣ, Ѳеофилактъ и Свят. Тихонъ — въ Воронежѣ, Амвросій (Юшкевичъ) — въ Новгородѣ, Иларіонъ (Рогалевскій), Лука (Конашевичъ) и Веніаминъ (Пуцекъ-Григоровичъ) — въ Казани, Сильвестръ (Кулябка) — въ Костромѣ, Арсеній (Мацѣевичъ) — въ Ярославлѣ, Георгій (Конисскій) — въ Могилевѣ, митр. Амвросій (Подобѣдовъ) — въ Казани, Новгородѣ и Петербургѣ, митр. Платонъ — въ Твери и Москвѣ, Антоній — въ Тобольскѣ.

Въ 1764 г. впервые опредѣлены были для духовныхъ школъ постоянные штатные оклады. И при маломъ ихъ размѣрѣ, они все-таки спасали отъ непріятныхъ случайностей прошлаго положенія. На всѣ школы съ 6000 учениковъ было ассигновано 38000 руб. Въ 1784 г. сумма эта выражалась въ 77 400 руб. Число учениковъ же увеличилось вдвое. Съ 1765 г. архипастырямъ приходилось собирать дополнительно скудныя средства по монастырямъ.

Въ царствованіе имп. Павла I сумма, отпускаемая на школы, дошла до 182 000 руб. Но правительство распорядилось открыть двѣ новыя академіи — въ Петербургѣ и Казани — и 8 новыхъ семинарій. На низшія школы не были назначены оклады и онѣ содержались на остатки отъ небогатыхъ семинарскихъ окладовъ. Содержаніе учащихъ было небольшое, какъ и деньги, отпускавшіяся на учащихся. По прежнему приходилось архіереямъ собирать на нихъ средства среди духовенства. Многихъ бѣдныхъ учениковъ архіереямъ приходилось содержать предоставленіемъ имъ церковныхъ мѣстъ. Не существовало и общаго управленія духовными школами. Онѣ оставались только епархіальными учрежденіями, не имѣя связи между собой. Не было и общихъ курсовъ, устава. Все зависѣло отъ воли и вкусовъ отдѣльныхъ архіереевъ. Академіи, начинаясь съ младшихъ классовъ, какъ и семинаріи, почти ничѣмъ не отличались отъ послѣднихъ. Въ такомъ положеніи духовныя школы просуществовали до преобразованія ихъ въ 1808 г., о чемъ будетъ сказано въ слѣдующемъ отдѣлѣ (19 вѣкъ).

Усиленіе духовнаго образованія сопровождалось усиленіемъ духовной письменности. Въ первое время, когда духовныя школы только заводились, вся духовная письменность, за немногими исключеніями, была въ рукахъ кіевскихъ ученыхъ. Въ Великороссіи болѣе всего пришлись по душѣ творенія св. Димитрія Ростовскаго. Приводимъ, въ извлеченіяхъ, отзывъ объ его твореніяхъ архіеп. Филарета (Гумилевскаго) въ “Обзорѣ русской духовной литературы”. Отмѣчая, что изданы 94 его проповѣди, владыка Филаретъ пишетъ далѣе: “Весьма трогательны краткія наставленія его и молитвы. Послѣднія обращены преимущественно къ пострадавшему за насъ Искупителю міра. “Внутренній человѣкъ, въ клѣти сердца своего поучающійся и молящійся”, наставляетъ внутренней молитвѣ или сохраненію постояннаго молитвеннаго настроенія въ душѣ. Два пастырскія посланія іереямъ — полезное пособіе для пастырскаго богословія (т. I и V). О драмахъ его (даются названія) довольно сказать, что онѣ принадлежали духу времени и преимущественно обычаямъ южной Руси, гдѣ онѣ и писаны. Другое дѣло — духовныя пѣсни его. Онѣ пѣты были по его приказанію и въ послѣдній день жизни его. Ты мой Богъ Іисусе; Іисусе мой прелюбезный; Похвалу принесу сладкому Іисусу; Воплю къ Богу въ бѣдѣ моей (всего 8 пѣсней) — такія пѣсни, которыя всегда могутъ доставлять и утѣшеніе сердцу и назиданіе уму и волѣ. По ученію о догматахъ вѣры писалъ онъ: Зерцало православнаго исповѣданія вѣры (въ I т.), краткіе отвѣты о вѣрѣ; то и другое — родъ краткаго катихизиса, но послѣднее съ систематическою строгостію и съ приспособленіемъ къ нуждамъ времени; другое Зерцало (V т.) — сокращеніе извѣстнаго православнаго исповѣданія вѣры; размышленіе о страданіяхъ Христовыхъ, о причащеніи (въ I т.), о пресуществленіи въ евхаристіи (V т.); послѣднее приближаетъ тайну вѣры къ общему разумѣнію чрезъ сравненіе съ явленіями природы. Противъ раскола: Розыскъ о брынской вѣрѣ (изд. въ М. 1745, 55 и 62 гг.); разсужденіе объ образѣ Божіи въ человѣкѣ (въ V т.). Розыскъ — сочиненіе написанное съ яснымъ и глубокимъ разумѣніемъ христіанства. Сочинитель уличаетъ расколъ въ томъ, что въ немъ нѣтъ духа евангельскаго, — обвиненіе, конечно, болѣе важное, чѣмъ обвиненіе въ какомъ-нибудь странномъ обрядѣ. Вѣра раскольниковъ — неправа, ученіе ихъ душевредно, дѣла ихъ не богоугодны: вотъ три мысли, которыя онъ излагаетъ въ трехъ частяхъ сочиненія своего. Исторія составляла любимый предметъ занятій святителя. Его Четьи Минеи — образцовое сочиненіе по чистотѣ церковно-славянскаго языка, по мастерству изложенія, по критической осторожности въ выборѣ повѣствованій прежнихъ. Источники его — минеи Макарія; но ими онъ пользовался съ разборчивостью, повѣрялъ и дополнялъ ихъ древними историческими сочиненіями, частію критическимъ трудомъ Болландистовъ. Списки сочиненій и сочинителей, служившихъ руководствомъ, приложенные къ I и II томамъ, показываютъ, что сочинитель отыскивалъ все нужное для него, что только можно было отыскать въ его время. Лѣтопись келейная — сводъ библейской исторіи съ гражданскою, оживляемый нравственными размышленіями (въ ІV т.). Хронографъ о началѣ славянскаго народа. Руно орошенное, или повѣствованіе о чудесахъ черниговской Ильинской иконы Богоматери. Краткій мартирологъ. Лѣтописаніе царей и патріарховъ. Каталогъ россійскихъ митрополитовъ. Письма и діарій. Письма и діарій объясняютъ жизнь святителя. По слову и языку, сочиненія святителя Димитрія — образецъ изящества церковно-славянскаго. Мысли, располагаемыя правильно и отчетливо, облечены языкомъ образованнымъ и вмѣстѣ языкомъ сердца. Это не древній церковно-славянскій языкъ; но тотъ чистый и правильный церковный языкъ, который съ теченіемъ времени долженъ былъ образоваться изъ нормальнаго сліянія народнаго русскаго языка съ древнимъ славянскимъ; тотъ языкъ, гдѣ древній славянскій языкъ, пожертвовавъ нѣкоторыми особенностями для вразумительнаго народу языка и удаливъ отъ себя всѣ грубыя и часто невѣрныя себѣ самимъ формы народной рѣчи, получилъ столько же правильный и опредѣленный, сколько и изящный строй”.