Николай Тальберг - Исторія Русской Церкви

Реформація заставила папу заботиться о связи съ Россіею; онъ уже искалъ опоры себѣ въ Москвѣ. Папа присылалъ къ Василію III посла за посломъ. Въ 1518 г. папа Левъ X убѣждалъ государя искать Константинополя, какъ наслѣдства своего по матери, вел. кн. Софіи, обѣщалъ ему санъ царя, а митрополиту санъ патріарха, увѣрялъ, что не намѣренъ отмѣнять добрыхъ обычаевъ и правилъ русскихъ. Это посланіе не имѣло успѣха, какъ и посольство въ 1519 г. гордіенскаго епископа Захаріи. Папа Климентъ VII два раза (въ 1524 и 1526) присылалъ пословъ. Надежды папы основывались особенно на Шомбергѣ, который работалъ съ 1519 г. въ Москвѣ неутомимо и ловко. Онъ тайно пускалъ въ ходъ сочиненія объ единствѣ вѣры римской съ русской, о судьбѣ, унизившей Константинополь и его патріарха. Въ нѣкоторыхъ кругахъ онъ имѣлъ успѣхъ. Но противъ него рѣшительно выступилъ пр. Максимъ Грекъ и, написавъ до 15 сочиненій, пресѣкъ его пропаганду.

Въ 1547 г. царь Іоаннъ IV вызвалъ въ Россію ученыхъ и художниковъ. На Западѣ присоединили къ этому (1550) заботы о дѣлѣ папы въ Россіи. Папа выражалъ готовность принять государя и народъ съ “отверстыми объятіями” (Архіеп. Филаретъ).

Въ 1561 г. папа Пій IV ожидалъ, но тщетно, русскихъ пословъ на Тридентскій соборъ. Послѣ многихъ неудачъ во время войны ливонской, когда русскимъ пришлось столкнуться съ крупнымъ полководцемъ польскимъ королемъ Стефаномъ Баторіемъ, больной царь Іоаннъ Грозный самъ искалъ помощи у папы противъ этого своего противника. Папа Григорій XIII отправилъ въ 1581 г. въ Москву виднаго іезуита Антонія Поссевина. Послѣдній встрѣченъ былъ ласково и пожелалъ бесѣдовать съ царемъ о вѣрѣ. Онъ говорилъ царю, что папа не нудитъ государя оставить свою вѣру, желаетъ только мира церкви и древняго уваженія къ папѣ — главѣ христіанства, иначе — желаетъ принятаго греками на Флорентійскомъ соборѣ. Царь не желалъ говорить по этому вопросу, указывая, что объ этомъ надлежитъ разсуждать митрополиту. При этомъ царь добавилъ: “греки для насъ — не евангеліе; мы вѣримъ Христу, а не грекамъ”. Въ знакъ же дружбы съ папой царь обѣщалъ свободу и покровительство католическимъ священникамъ въ Россіи. Антоній все же началъ спорить, говоря, что русскіе новоуки въ вѣрѣ и должны учиться у римлянъ. “Ты хвалишься православіемъ”, отвѣчалъ Іоаннъ съ досадою, “а папа вашъ приказываетъ носить себя на престолѣ и цѣловать въ туфель, гдѣ изображено распятіе. Не высокомѣріе ли это въ христіанскомъ пастырѣ? Не поруганіе ли это святыни?” Антоній возразилъ, что достойное воздается достойному: папа — сопрестольникъ Ап. Петра, сопрестольника Христова. “Папамъ и патріархамъ принадлежитъ власть святительская, а не царская”, отвѣчалъ царь и продолжалъ: “Были папы учениками апостольскими, каковы: Климентъ, Сильвестръ, Агаѳонъ, Левъ, Григорій. Но кто именуется Христовымъ сопрестольникомъ, велитъ носить себя на сѣдалищѣ, какъ бы на облакѣ; кто живетъ и учитъ не по ученію Христову, тотъ папа — волкъ, а не пастырь”. Антоній послѣ этого прекратилъ бесѣду. Его отпустили съ дарами. Пріѣздъ купцамъ католикамъ съ ихъ духовенствомъ былъ разрѣшенъ, но съ запрещеніемъ пропаганды и построенія костеловъ. Антоній въ своихъ записяхъ пишетъ, что москвитяне такъ любятъ русскую вѣру, что желая кому бѣды, говорятъ: о! когда бы увидалъ я тебя латиняномъ” (Архіеп. Филаретъ).

“На границахъ Лифляндіи”, пишетъ архіеп. Филаретъ, “пр. Корнилій, съ 1529 г. игуменъ Псково-Печерскаго монастыря, былъ благодѣтелемъ и просвѣтителемъ бѣдной окрестной чуди: помогая имъ въ нуждахъ жизни, онъ помогалъ имъ въ нуждахъ души наставленіями; присоединивъ къ св. чистой вѣрѣ, создалъ для нихъ нѣсколько храмовъ, — между прочимъ въ Нейгаузенѣ, снабдилъ книгами и иконами, а клиры содержаніемъ отъ обители. Такъ свободно, безъ насилія и происковъ, насаждалось православіе. Не такъ продолжалъ дѣйствовать папа”.

Въ 1458 г. константинопольскій патріархъ уніатъ, Григорій Мамма, прозваніемъ Мелиссинъ или Стратигопулъ, проживавшій въ Римѣ, поставилъ митрополитомъ литовско-галицкимъ бывшаго протодіакона б. митр. Исидора, Григорія, болгарина, числившагося тогда игуменомъ константинопольскаго мон. св. Димитрія. Съ этого времени начинается отдѣльное бытіе русской Церкви на западѣ Россіи и въ тогдашнихъ литовскомъ и польскомъ государствахъ.

Григорій пытался утвердить въ своей митрополіи унію и воздвигъ гоненіе на православное духовенство, но король Казиміръ не поддержалъ его. Въ 1469 г. самъ Григорій почелъ за лучшее присоединиться къ православію. Но, какъ католики, Ягеллоны не желали покровительствовать Православію и, гдѣ это было возможно, охотно урѣзывали его права и ослабляли матеріальныя средства. Духовенство православное держалось въ черномъ тѣлѣ. Для ослабленія православныхъ пановъ нѣсколько разъ подтверждалось королями постановленіе Городельскаго сейма 1413 о недопущеніи православныхъ къ высшимъ должностямъ въ государствѣ. Политика королей въ отношеніи къ православной Церкви имѣла двусмысленный характеръ. Смотря по обстоятельствамъ внѣшней и внутренней политики, они то относительно покровительствовали ей, то относились враждебно, никогда не упуская изъ виду завѣтной мечты скрѣпить политическую унію Литвы и Польши уніей церковной.

При общемъ произволѣ, усиливавшемся въ тогдашнемъ польскомъ государствѣ, нѣкоторые епископы, обходя митрополитовъ, обращались къ покровительству свѣтскихъ властей. Поставивъ себя въ такое положеніе, они, въ свою очередь, не могли быть требовательными въ отношеніи къ подчиненнымъ имъ чинамъ іерархіи. Остальное духовенство, въ части своей, ища прибыльныхъ мѣстъ, стремилось найти поддержку у свѣтскихъ властей. На этой почвѣ развился т. н. патронатъ.

И. Чистовичъ пишетъ: “По своему происхожденію и первоначальному характеру, патронатъ былъ дѣломъ усердія благочестивыхъ ревнителей церкви, которые, строя на собственной своей землѣ церкви и монастыри, снабжали ихъ всѣмъ необходимымъ для ихъ содержанія и благолѣпія, заботились объ обезпеченіи своихъ церквей священниками и монастырей настоятелями, и въ тоже время получали право высшаго управленія въ патронатскихъ церквахъ и монастыряхъ, какъ по имущественнымъ дѣламъ, такъ и по дѣламъ суда. Юридическимъ основаніемъ патронатскаго права было общее феодальное право владѣльцевъ располагать и распоряжаться своими имѣніями и состоящими въ нихъ учрежденіями. Границами этого права были, съ одной стороны, общее государственное право, которому было подчинено мѣстное и частное владѣльческое (напримѣръ, король не могъ раздавать недвижимыхъ имѣній иностранцамъ и нешляхтичамъ; всѣ другіе патроны могли подавать свои имѣнія, и бывшія въ нихъ учрежденія и должности, только съ утвержденія короля); съ другой — общецерковное право, которое сохраняло свою силу и при правѣ патронатскомъ.” (“Очеркъ исторіи Западно-Русской Церкви”).