Иван Лучицкий - Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

То был важнейший и заправляющий элемент в среде партии. Ему, неутомимой деятельности и энергии его членов, были обязаны гугеноты своими блестящими успехами; они же ввели организацию в среду партии, объединили ее членов и дали возможность вождям вступить в борьбу с властью, собирая со всех церквей деньги, без которых и немыслимо было начинать борьбу [399] Ibid. . Единство, установленное ими в среде партии, было основано на таких прочных началах, стремления всех членов так единодушны, что они могли беспрепятственно сноситься, быстро исполнять приказания и восстать всею массою, сохраняя при этому полнейшую таинственность [400] Ibid. . Организация церкви, эта иерархия взаимно подчиненных друг другу инстанций, начиная от национальных синодов и кончая консисториею, лишь облегчали сношения, делали связь еще более прочною.

Но эти заслуги, оказанные партии, не оставались без вознаграждения. Никто в среде гугенотской партии не пользовался таким влиянием, никому не оказывали столько почестей, сколько пасторами [401] «Гугеноты, — говорит Попелиньер, — «относились к своим пасторам лучше, чем к самим себе» (« tenoient leurs ministres en plus grande recommendation q’eux mesmes »). — La Popelinière L.-V. La Vraye et entière histoire de ces derniers troubles, advenus tant en France qu’en Flandres et pays circonvoisins, comprise en dix livres. Cologne, 1571. T. I. P. 164. , портреты которых часто можно было найти даже в домах, занятых знатью [402] О Безе, например, Марк Антонио Барбаро пишет: « Е ha operato tanto per la sua lingua, che non solamente ha persuaso infiniti, massimamente dei nobili e grandi, ma e quasi adorato da molti nel regno, i quail tengono nelle camere la figura sua » (Relations des ambadasseurs vénitiens… T. I. P. 52). . Без их совета, без разрешения, присланного из Женевы или из другого места, не было начинаемо ни одно дело, ни одно сколько-нибудь важное предприятие. Они не были лишь проповедниками, не несли только на себе всю силу ненависти правительства и страдали больше других за веру, — в случае нужды они превращались в предводителей войска, в военных казначеев и простых солдат [403] Так, о том же Безе говорили, что он и пастор, н начальник конницы, и казначей, и трубач. Балдуин писал о нем: « Modo aulicus reformator, modo Parisiensium ministrorum magister, modo castrensis concionator, modo Galliae patriarche, modo dux equitum, modo tubicen » (Resp. ad Calv. B kh.: Bèze Th. de. Histoire ecclésiastique… P. 163). . В лагере, как и в домашней жизни, их слово было законом, и нравственному влиянию их подчинялись все те, кто переходил в кальвинизм. В армии, по свидетельству не только протестантов, но даже и католиков, уважение к пасторам было безгранично. Каждый отряд имел своего особого священника, влияние которого производило такое сильное действие, что провело резкую грань между протестантскою и католическою армиями. Клятвы, брань и божба не были слышны в гугенотском лагере; азартные игры прекратились; публичные женщины, следовавшие целыми толпами за католическом воинством, были изгнаны из среды протестантского. Вместо песен пелись псалмы, а утром и вечером, в определенное время читались молитвы [404] Anquetil P. L’esprit de la Ligue, ou histoire politique des troubles de France pendant les XVI et XVII s. T. I–III. P., 1867. T. I. P. 159; La Noue F. de Mémoires (1562–1570) / Ed. J. Michaud et M. Poujoulat. P., 1838. T. IX. P. 598; Aubigné Th. A. d'. L'Histoire universelle du sieur d’Aubigné. T. I–II. Maillé, 1616–1620. T. II. P. 103; Varillas A. Histoire de Charles X. T. I–II. Cologne, 1684. T. I. P. 162 ff. . Не меньшее влияние оказывали они и в частной жизни, не меньшею властью пользовались и у мирных горожан и дворян. Им поставлено было в обязанность хождение по домам верующих, наблюдение за паствою, поучение ее [405] Quick J. Synodicon in Gallia reformata. Vol. I. P. XIX–XXI. . Это служило важным подспорьем для укрепления влияния и власти пасторов, но им не исчерпывались все те средства, которые могли усилить их власть. Не менее, если даже не более сильным средством оказывалась общественная проповедь, во время которой они успевали наэлектризовывать своих слушателей и заставляли их решаться на всякие подвиги, даже на избиение «папистов». Одна обстановка проповеди, простая, но в высшей степени торжественная и возбуждающая, производила сильное действие на умы и без того уже возбужденные. Где-нибудь в большой комнате, в сарае, а чаще всего на открытом воздухе и ночью, собиралась толпа верующих. Посредине толпы, возвышаясь над нею и стоя часто на полуразрушенной стене замка или дома, помещался пастор. Богослужение начиналось пением псалмов, большею частию в переложении Маро. Выбирались они соответственно событиям дня, чаще всего с содержанием, вызывающим сильное религиозное настроение. Затем начиналась проповедь пастора, составлявшая важнейшую часть службы. То не была речь, выработанная по всем правилам схоластического искусства, или пересыпанная фразами на латинском языке, что господствовало в проповедях современных католических священников. Синоды запрещали всякую вычурность в проповедях [406] См.: « Discipline of the reformated churches » в кн: Quick J. Synodicon in Gallia reformata. Vol. I. Ch. I. Cap. 12. P. XIX. Проповедь должна быть без всяких « strange ways of teaching », основана на тексте св. Писания, коротка и ясна, без цитат из св. отцов, без схоластических приемов и смешения языков. , а пасторы привыкли безусловно повиноваться повелениям церкви. Высоконравственное поведение пастора, его жизнь, исполненная лишений, резко противоречили разврату, роскоши и лени большинства католических священников, а уже это одно подкрепляло силу и убедительность его речей. А предметом этих речей большею частью служили католики, разврат католического духовенства, пап и его незаконные поборы, идолопоклонство, суеверие безбожия, которое одолело, по мнению пасторов, и короля, и двор. В горячей, возбуждающей речи, пересыпанной библейскими выражениями и сравнениями, составленной на основании примеров, взятых из Библии, католиков уподобляли то Амалекитянам, то Филистимлянам, а гугенотов — Израилю, избранному Богом народу. Против мессы, идолопоклонства и «суеверия» папизма гремели они самым сильным образом и убеждали уничтожить их, стереть с лица земли. Проповедь, сказанная с всею энергиею вдохновения и энтузиазма, возбуждала массы и часто под предводительством своего проповедника врывались они в город или монастырь. Церквам и монастырям не было тогда пощады. Иконы, кресты мощи, — все это срывали, складывали в кучу и торжественно сожигали гугеноты, вполне убежденные, что творят это во славу Божию.

Зато пасторы пользовались любовью народа, который защищал их, вырывал из рук власти, наказывал всякое неповиновение или неуважение, оказанное учителям и проповедникам истины [407] Вот образчик отношений между пасторами и народом: «21 октября они (монтобанцы) приказали публично высечь бедную женщину, так как говорили, что она дурно отозвалась о пасторах» (« Le 21 Octobre ils (Montalbanais) firent fouetter publiquement une pauvre femme, parce que, disaiton, elle avait médit des ministres »). — Le Bret H. Histoire de la ville de Montauban. T. II. P. 15; Dévie C., Vaissètte J. Histoire générale de Languedoc. T. VIII (n. 58). Cp.: Ibid. P. 395 (сцена в Берзьере по поводу захвата пастора правительством). . Дело пасторов стало делом народным. К пастору обращались гугеноты за советом, от него слышали энергическую защиту своих прав, с ним терпели преследования и гонения за веру.