Владимир Петрухин - Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Существенно, что также воспринимает историю славян близкая летописной кирилло-мефодиевская традиция. В житийной полемике с хазарскими иудеями Константин Философ напоминает об обетовании, данном Иафету: «Да распространить Бог Иафета, да ся вселить в села Симовы» (БЛДР, т. 2. С. 44).

Рассуждения о том, что поляне, древляне и прочие в летописи не именуются прямо племенами и могут считаться предгосударственными объединениями (в советской историографии «союзами — племен») (ср.: Горский 2004), едва ли релевантны в отношении летописи. Летописная терминология отражает естественный язык, наименование в летописи плативших дань варягам словен, кривичей, чуди и мери «родами» не отражает их родовой структуры.

На статус Киева как «выморочного» города без «законных» правителей (после смерти Кия) обратил внимание К. Цукерман (Цукерман 2001. С. 64).

Такому разведению судеб Олега в новгородской и киевской версии, равно как судеб Новгорода и Киева, видимо, способствовала и информация о могиле Олега, которая, согласно НПЛ, находилась в Ладоге (киевские летописцы знали эту могилу у горы Щекавица: см. Петрухин 2000а. С. 222–229). Текст НПЛ о смерти Олега явно представляет собой неудачное сокращение текста ПВЛ, ибо фраза о возвращении Олега из похода на греков (заимствованная из ПВЛ): «И прозваша Олга вещии; и бяху люди погани и невегласи» (НПЛ. С. 109) лишена смысла. Новгородцем исключен текст о смерти от коня, а ведь именно он был призван разоблачить невежественность почитателей Олега. Неясно, насколько основательной была традиция о могиле Олега в Ладоге: позднейшее приурочение этого названия к одной из ладожских сопок вторично — скандинавы не хоронили в словенских сопках. Впрочем, для фольклорной традиции можно предполагать варианты преданий с разными локализациями могилы одного и того же героя или несколько могил, приписываемых одному и тому же лицу (ср.: Ловмяньский 1985. С. 143; книжный сюжет о могилах Хальфдана в «Круге земном», Снорри Стурлусон: 42). Тем не менее известие о могиле Олега в Ладоге давало новгородскому летописцу основания для создания собственной версии истории Олега.

Этимологические конструкции характерны и для ПВЛ: имя города Переяславля увязывается с типичной топонимической легендой о победе над печенегом, у которого богатырь «переял славу» (ПВЛ. С. 55); имя города Туров возводится в варяжскому имени Туры (ПВЛ. С. 36).

Р. Каяла, где князь Игорь Святославич потерпел поражение от половцев в 1185 г., отождествляется здесь с Калкой.

Отметим в связи с этим, что и введение к НПЛ в целом соответствует последующему изложению: «Новгородская волость» действительно предшествует киевской, ибо варяжские князья пришли туда еще «во времена Кия, Щека и Хорива» (НПЛ. С. 106), а Аскольд и Дир — после смерти полянских братьев. Некоторую проблему представляет фраза введения о «градах», что «почаша бывати по местом»: НПЛ специально рассказывает лишь об основании Киева. До определенной степени эту проблему проясняет фраза из варяжской легенды: изгнавшие варягов-насильников словене, кривичи, меря и чудь «начаша владети сами собе и городы ставити» (там же). Очевидно, речь идет о новгородских «пригородах», сепаратизм которых всегда волновал новгородцев.

Уже говорилось, что в НПЛ (ср. с. 202) этот текст отсутствует, там есть лишь скупое сообщение о вокняжении в 1093 г. Святополка и только его (или его и некоего Мстислава — в Синодальном списке) поражении от половцев: новгородца здесь не интересовали киевские события. При этом текст ПВЛ, включающий мотив оскудения земли «от рати и продаж», близкий мотиву введения к НПЛ о «творимых вирах и продажах», содержит также основной сюжет — о княжеских распрях, которые и приводят к нашествиям «поганых». Заметим (вслед за Д. С. Лихачевым), что введение к НПЛ не содержит сюжета княжеских распрей и поэтому не может рассматриваться как риторическая параллель к завершающей статье Начального свода.

Сторонники фольклорного происхождения киевской традиции игнорируют то обстоятельство, что речь в летописи идет не только о трех фольклорных братьях, но и об их речной «сестре» Лыбеди, что обнаруживает топонимическую основу киевской легенды.

В списке нет кривичей, зато есть полочане, сидящие на реке Полота в верховьях Западной Двины — в области кривичей, центр которой — г. Полоцк.

См. из работ по северо-западу Восточной Европы: Носов, Плохов, 2002; обзор — Макаров, 2012.

Конечно, исторические князья не занимались пахотой: их связь с пахотой и хлебом определялась календарными сроками их церковного почитания, временем сельскохозяйственной страды (2 мая и 24 июля старого стиля — СД—3, с. 650).

Стремление напрямую увязать воздействие западнославянской ремесленной традиции с политическими событиями в области ободритов (Горюнова 2007. С. 80) — военной кампанией Людовика Немецкого в середине IX в. представляется малообоснованным: экономические и культурные связи внутри складывающейся городской сети носят системный характер (ср.: обзор И. Херрмана в кн. «Славяне и скандинавы», с. 8 и сл.) и оказываются устойчивыми на протяжении раннего средневековья.

См. полемику по поводу целей и масштаба похода аваров против антов в 602 г., который завершился, по словам Феофилакта Симокатты, «уничтожением племени антов» (Литаврин 1999. С. 568–578). Отнесение неких «русов» к «антской группе» славян (Седов 2002. С. 255 и сл.) — очевидный анахронизм.

Впрочем, в недавней работе (1999. С. 65, 87) В. В. Седов уже не опирается на данные Захарии Ритора (ссылаясь на вероятные библейские истоки к имени Русь в контексте его истории), в последней же монографии вообще не поминает данных этого автора (Седов 2002).

В. В. Седов еще размещал русь рядом с баварами на Дунае в работе 1995 г. (Седов 1995. С. 125–126).

Мифологический контекст упоминания «русов» в хронике Захарии Ритора был не раз исследован специально (ср.: hulin 1981; Петрухин 1995. С. 42–47). Однако в научной литературе продолжают появляться конструкции, основанные на созвучии имен в сирийском тексте и славянской традиции (Максимович 2006). Р. Н. Кривко (2004) отрицал связь упоминания народа рос у Псевдо-Захарии с пророчеством Иезекииля, ошибочно приписав построения А. П. Дьяконова (1939) о «народе рос» как антском племени И. М. Дьяконову. При этом Кривко игнорировал контекст упоминания этого «народа». Целый выпуск сборника «Древнейшие государства Восточной Европы» (ДГ 2003), посвященный мнимым реальностям в античных и средневековых текстах, значительно расширил возможности понимания и интерпретации текста Захарии Ритора (см. далее о работах: Вуд 2005; Юрченко 2005, Рыбаков 2005).