Владимир Петрухин - Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Эпическое число дружинников — 30 (33) — в русском былинном эпосе обнаруживает индоевропейские истоки и связь с административным делением в раннегосударственных образованиях (ср. Прохоров 1996). Ср. летописные данные о 300 «золотых поясах» в Новгороде, 30 старейшинах, управлявших в Полоцке в отсутствие князя (ПСРЛ, т. 32. С. 20–21), и т. п.

Ср. характерные слова «ряда» между дядей Вячеславом Владимировичем (сыном Мономаха) и племянником Изяславом Мстиславичем: «Ты мои еси отец, а ты мои и сын, у тебе отца нету, а у мене сына нетуть, а ты мои сын, ты же мои брат» (ПСРЛ, т. 2, стб. 418; ср.: Колесов 1986. С. 55 и сл.).

Наследник Владимира Мономаха Мстислав в 1129 г. отправил все семейство полоцких князей в ссылку в Царьград (ПСРЛ, т. 1, стб. 301), предельно приблизив их к вожделенному образцу.

А. А. Горский (2004. С. 36 и сл.) попытался обойти летописную конструкцию о варяжском происхождении имени «русь» ссылкой на временное значение предлога «от» в исследуемом контексте: якобы здесь предлог означал, что со времен появления варяжских князей государство, возникшее в Киеве (?), стало именоваться Русской землей. В летописи в этом значении используется предлог «оттоле» (ср.: Перухин 1995. С. 77 и ниже). Как название «русь» распространилось из Киева, автор не объясняет (на невразумительность схожих построений еще в Синопсисе указывалось во Введении). Игнорирует Горский и общую для начального летописания формулу «от рода» (и «от»), обозначающую генезис, а отнюдь не время становления общности: возвращаясь к рассказу о киевских полянах, ПВЛ (с. 10) напоминает, что они «сущее от рода словѢньска… а древяня (древляне. — В. П.) же от словѢн же» и т. п. «Росы» Бертинских анналов, признающиеся, что они «от рода свеонов» (шведов), равно как и послы «от рода русского» со скандинавскими именами в договорах Олега и Игоря с греками традиционно (для антинорманистского дискурса) объявляются норманнами на русской службе и т. д. (Горский 2004. С. 45 и сл.). См. о формулах договоров с греками и «всей руси» в § 2.

См. критику построений А. А. Молчанова и А. А. Гиппиуса в отношении варяжской генеалогии новгородских боярских родов (Стефанович 2008. С. 241 и сл.). Характерный для раннесредневековой историографии переход из социального в этнический «регистр» часто сбивает с толку исследователей: русь «от рода свеонов» в Бертинских анналах или «от рода франков» («варяжьска» в славянском переводе) в Хронике Амартола приводили к поиску соответствующего «племени» в составе приводимых в источниках народов, в то время как речь шла о дружинном объединении (ср.: Бибиков, Мельникова, Петрухин 2000). Вероятность воздействия перевода Хроники Амартола о руси «от рода варяжьска» на начальное летописание нуждается в дополнительном исследовании.

Шахматов (2002. С. 211–212) настаивал, что Словене в неудобочитаемой конструкции «Варязи мужи Словене» является вставкой раннего новгородского сводчика (в реконструируемом своде 1050 г.), и сводил все к известной конструкции «и беша у него мужи варязи, и оттоле прозвашася Русью» исходя из своей гипотезы о происхождении имени «русь» от киевских скандинавов.

Как уже говорилось, непонятным выражение «вся русь» оставалось и для А. А. Шахматова; при этом он считал «недоразумением» характеристику дружины как «предивной» (Шахматов 2003. С. 227–228); действительно, определение относится к церковнославянской лексике. В позднейшем летописании (Тверская летопись — ПСРЛ. Т. XV Стб. 30) говорится просто о «дружине многой»; в том же летописце князья, «храбры и высокоумны», идущие на Калку в 1223 г., имеют «дружину многу и храбру» (там же. Стб. 336). Вряд ли подобные «парные определения», даже с учетом «библейского источника», могут прямо характеризовать древнейшее дружинное предание (ср. Гиппиус 2012. С. 54). П. С. Стефанович игнорирует проблему дружинного значения имени «русь», сводя ее к «некоторым общим соображениям» (Стефанович 2009. С. 13–16).

Упомянутая чешская легенда о призвании на стол пахаря Пшемысла, передаваемая Козьмой Пражским (Чешская хроника 1.6), содержит формулу призвания, обращенную к Пшемыслу: «Госпожа наша Либуше и весь наш народ просят тебя прийти поскорей к нам и принять на себя княжение». Впрочем, близкие параллели известны и неславянской — германской традиции: наследник лангобардского престола явился из морского путешествия к своему народу и нашел там «всех дворцовых слуг и всю королевскую дружину», затем «всеми лангобардами был возведен на трон» (Павел Диакон, V. 33).

Во «Внешней Росии» (в Немогарде — Новгороде) при Игоре сидел Святослав. Существенно при этом, что, согласно информаторам Константина, «все росы» локализовались в Киеве (Константин Багрянородный. Об управлении империей. Гл. 9.).

К. К. Акентьев вслед за многими авторами (ср.: Флоровский 1925 и др.) сводит первые упоминания руси в восточных и византийских текстах к эсхатологическим коннотациям. Впрочем, все народы севера, начиная с эпохи Великого поселения, вызывали эсхатологические ассоциации с Гогом из земли Магог, князем Рос и т. п. Норвежский филолог X. Станг, выдвинувший «герульскую версию» происхождения имени «русь», обратил особое внимание на связь эрулов/герулов с признаком «красный (цвет волос)», могучим телосложением и т. п., что было присуще и ранним описаниям руси. Характерна распространенная книжная этимология, возводящая имя «русь» к красному (рыжему/русому) цвету волос (Станг 2000; ср. близкую конструкцию — Максимович 2006 и критику этимологических подобных построений — Кулешов 2009). Заметим, что те же апокалиптические конструкции возникали в средневековье в связи с совершенно иным этнокультурным феноменом: представлениями о «рыжих (красных)» евреях, запертых Александром за Каспийскими горами, и т. д. (Гау 1999).

Библейские и античные пейоративные реминисценции еще долго использовались в средневековой историографии. Ср. уже упоминавшиеся слова шведского дипломата и историка Петрея (1615 г.) о Московии, которую он отождествлял с Мосохом: «гнусным и жестоким нравами и привычками, также и своими грубыми и отвратительными делами». Он поселился «между реками Танаисом, Борисфеном, Волгою и Москвою, где еще и ныне живут его потомки» (Петрей 1997. С. 215; ср.: Мыльников 1996. С. 32 и Введение).

Эта этимология, предложенная еще в XIX в., принятая В. Томсеном, М. Фасмером и большинством лингвистов (в том числе современными толковыми словарями русского языка), была многократно ошельмована, но никем не опровергнута. Не обращается к словарям и В. В. Фомин; не будучи лингвистом, он предлагает в полемической заметке устаревшие соображения по этимологии имени «русь» («Родина», 2009, № 10).