Майкл Грант - Греческий мир в доклассическую эпоху

Между тем во внешней политике коринфские олигархи соблюдали осторожность. Они заметили, сколь возросло могущество спартанцев в Пелопоннесе, и заключили с ними примирительный союз (ок. 525 г. до н. э.) против Артоса. Но в 506 г. до н. э. вожди коринфского войска откололись от экспедиционных отрядов, возглавлявшихся спартанским царем Клеоменом I, поняв, что он собирается вмешаться в дела Афин и вновь водворить там диктатора Гиппия: коринфяне сознавали, что это чересчур отчаянная, да и нежелательная, затея. Вскоре они и других союзников Спарты отговорили помогать ей в подобных действиях. Вместе с тем коринфские олигархи дали понять, будто они выступают «посредниками» между Клеоменом и Афинами. Это и вправду было их излюбленной позицией: в 519 г. до н. э. они посредничали между Афинами и Фивами, а в 491 г. до н. э. действовали как третейские судьи в спорах Сиракуз с Гелой.

Хотя коринфяне успешно сражались в греко-персидских войнах, разразившихся позднее, они уже вступили в период упадка. Но упадок этот был постепенным нисхождением с высот славного прошлого («Ты славу зрел во всей ее красе, во всех обличьях», — как сказал Уолтер Сэведж Лендор), и не скоро, лишь во II веке до н. э., Антипатр Сидонский воскликнет: «Где красота твоя, город дорийцев, Коринф величавый?» 24

Лакония, столицей которой была Спарта (Лакедемон), охватывала юго-восточную область Пелопоннеса, ограниченную с запада Мессенией, с севера Аркадией, а с юга и востока — Эгейским морем. Ее территория защищена протянувшимися с севера на юг горными цепями — Тайгетом и Парноном, — которые заканчиваются у двух оконечностей Лаконского залива, образуя соответственно мыс Тенар (совр. Матапан) и мыс Малею (возле острова Киферы, современной Китиры). Между горными отрогами лежала долина, протянувшаяся на 64 км, с равниной, где протекал Эврот (одна из немногих рек в Греции, не пересыхавших круглый год) с притоками. Эта равнина образовывала ядро столь обширных и плодородных угодий, какие не выпали на долю ни одной другой греческой общины. Здешняя земля позволяла вести почти самодостаточное существование, одаряя жителей обильным урожаем; главной из возделывавшихся культур был ячмень.

На протяжении второй половины II тысячелетия до н. э. Лакония была одним из процветающих микенских государств эпохи бронзы. Согласно мифам, отраженным в гомеровском эпосе (Глава V, раздел 1), правил в ней царь Менелай. Похищение его жены Елены, дочери Зевса и Леды, Парисом, сыном царя Трои Приама, будто бы послужило причиной Троянской войны. Но доисторические следы жизни в Спарте, возле северного края Эвротской равнины, довольно скудны, хотя поселение имелось в 5 км к югу, в Амиклах (где находилось позднемикенское святилище Гиакинфа, позднее прослывшего возлюбленным Аполлона), а еще один центр существовал в 3 км к юго-востоку — в Терапне. Там дома людей примыкали к святилищу богини природных сил, отведенному для ее служителей.

Дорийское вторжение в Спарту возглавили, согласно традиции, Эврисфен и Прокл, считавшиеся Гераклидами (потомками Геракла — см. Главу I) и сыновьями Аристодема — брата Темена, основателя Аргоса; говорилось, будто пришельцам передал Спарту в дар сам Зевс (отсюда местный культ Зевса Тропея). Археологические данные говорят о том, что микенская цивилизация постепенно рушилась здесь в 1200–1100 гг. до н. э. Виной тому могли быть войны, или моровая язва, или голод, или все эти бедствия сразу. Затем, в течение X века до н. э., пока среди населения наблюдались постоянные перемещения, вторая волна захватчиков или переселенцев (если только это не были, как гласит другая теория, угнетенные коренные жители, восставшие против хозяев) основали четыре или пять деревень вокруг места, которое позднее станет спартанским акрополем. Поселились они и в других краях Лаконии, которая некоторое время еще сохраняла независимость от Спарты, хотя не была густо заселена в ту пору.

Ранняя лаконская протогеометрическая керамика (ок. 1000—950 гг. до н. э.), образцы которой были найдены в нижнем слое святилища Ортии (позднее отождествленной с Артемидой) в деревне Лимны, как принято полагать, ознаменовала переход к оседлой жизни в эпоху дорийского вторжения. Вместе с тем протогеометрические черепки в Амиклах, найденные в древнем капище, с той поры посвященном племенному божеству спартанцев Аполлону, обнаруживают характерные особенности, отражающие известную степень преемственности с изделиями бронзового века (хотя с тех пор изменились даже имена богов); это вполне согласуется с традицией, утверждающей, что поселения практически не коснулись дорийские вторжения.

С другой стороны, в Терапне до сих пор не найдено никаких следов подобной прямой преемственности. Зато обнаружены остатки священного участка, расположенного на трех площадках, — Менелайона, возведенного ок. 725 г. до н. э. Здесь древняя микенская богиня природных сил была «воскрешена» во образе Елены, а подручные ветхой богини вновь возникли в обличье ее божественных братьев Диоскуров (Кастора и Полидевка [Поллукса]) и ее мужа Менелая. Приблизительно в ту же эпоху жертвенник Артемиды Ортии, дотоле сооруженный из простой земли, сменился нехитрым каменным храмом, огороженным стеной. Там было обнаружено множество статуэток, рельефов и фигурок из слоновой кости (относящихся ко времени до и после 700 г. до н. э.).

К тому времени — а бьггь может, уже и с IX века до н. э., — горстка местных селений сплотилась воедино, образовав город Спарту. По замечанию Фукидида, «Спарта не объединена в единое целое, а состоит… из отдельных деревнь» 25; указывает он и на то, что новый город был начисто лишен привычных архитектурных примет любого греческого полиса. Тем не менее Спарта, где пересекались все главные пути, ведшие к внешнему миру, благоденствовала не только благодаря урожаю с окрестной равнины, но и (чему доказательством — некогда оживленный квартал кузнецов) благодаря собственным железным рудникам (большой редкости в Греции), должно быть, разработанным с древнейших времен.

Такое выгодное местоположение способствовало, невзирая на некоторую отсталость в самом облике города, быстрому развитию общинного устройства в Спарте, так что ее по праву можно считать первым полисом классического типа на греческом материке. Однако и устройство это было весьма своеобычным. Ранняя история спартанского государства — предмет довольно темный и спорный, ввиду чрезмерной тяги многих позднейших авторов к нарочитой похвале либо хуле в отношении государственного и общественного строя Спарты. Правда, некоторые подробности донес до нас поэт Тиртей (см. ниже). Им вторит, пусть в несколько ином ключе, и документ, известный как Великая ретра (то есть «речение» — по позднейшему преданию, принадлежавшее самому дельфийскому оракулу), впоследствии дополненный и усовершенствованный более консервативными «Поправками» и описанный у Плутарха 26. Но все же Ретре не следует придавать слишком большого значения, потому что, как указывают недавние исследования, она, быть может, вовсе не относится к началу или середине VII века до н. э., а является подделкой IV века до н. э.